Онъ немедленно вынулъ изъ кармана розовый платочекъ и горько заплакалъ.

— И вы были, вроятно, примрнымъ ученикомъ въ приходской школ,- замтилъ м-ръ Уэллеръ.

— Вы не ошиблись, сэръ, — отвчалъ Іовъ, испуская глубокій вздохъ, — въ училищ меня вс любили, и, сказать правду, я былъ идоломъ своихъ товарищей.

— Ну, конечно. Это меня не удивляетъ. Какимъ утшеніемъ и отрадой вы служили въ ту пору своей счастливой матери!

При этихъ словахъ полились обильные потоки слезъ и рыданій; кончики розового платка совсмъ закрыли глаза чувствительнаго юноши.

— Какой чортъ тебя душитъ? — сказалъ раздраженный Самуэль. — Послушай ты, плакса…

— Ахъ, извините, м-ръ Уэллеръ: ей Богу, я никакъ не могу обуздать своихъ чувствъ, — сказалъ Іовъ Троттеръ. — Кто бы могъ подумать, что мой господинъ пронюхаетъ о моихъ переговорахъ съ вашимъ господиномъ? Вдь онъ все разузналъ и немедленно уговорилъ молодую двушку притвориться, будто она никогда не слыхала о немъ. Содержательницу пансіона тоже подкупилъ онъ, и въ ту же ночь, вы знаете, мы укатили на почтовыхъ. Если бы вы знали, м-ръ Уэллеръ, что теперь y него на ум! Меня просто морозъ по кож подираетъ!

— Такъ вотъ оно какъ было, — сказалъ м-ръ Уэллеръ. — И вы не врете, любезный?

— Нтъ, сэръ, честное слово; поврьте моей совсти.

Въ это время они подходили къ воротамъ гостиницы.

— Очень хорошо, это мы увидимъ, — сказалъ Самуэль, — a между тмъ мн надобно кой о чемъ потолковать съ вами, Іовъ Троттеръ. Если y васъ нтъ особенныхъ занятій ныншній вечеръ, то я бы попросилъ васъ прійти въ восемь часовъ въ гостиницу "Большого благо коня".

— Извольте, сэръ, съ большимъ удовольствіемъ

— Не надуете?

— Помилуйте!..

— Ну, такъ смотрите y меня въ оба, не то я зайду опять въ зеленую калитку, и тогда… понимаете?

— Будьте уврены, сэръ, не опоздаю ни одной минутой, — сказалъ Троттеръ.

Затмъ онъ крпко пожалъ руку Самуэля, поклонился и ушелъ.

— Берегись, Іовъ Троттеръ, берегись, — говорилъ Самуэль, провожая его глазами, — на этотъ разъ, авось, мы порасквитаемся малую толику.

Кончивъ этотъ монологъ и потерявъ, наконецъ, изъ вида сердобольнаго Іова, м-ръ Уэллеръ махнулъ рукой и пошелъ быстрыми шагами въ комнату своего господина.

— Все идетъ какъ по маслу, сэръ, — сказалъ Самуэль.

— Что?

— Я отыскалъ ихъ, сэръ.

— Кого?

— Этого шаромыжника и его плаксиваго слугу съ черными волосами.

— Возможно ли! — воскликнулъ м-ръ Пикквикъ съ величайшей энергіей. — Гд они, Самъ, гд они?

— Помалчивайте, сэръ, теперь мы все обдлаемъ на славу.

И, помогая одваться своему господину, м-ръ Самуэль Уэллеръ постепенно раскрылъ передъ нимъ свои соображенія и планъ будущихъ дйствій.

— Когда-жъ это будетъ сдлано? — спросилъ м-ръ Пикквикъ.

— Все въ свое время, — отвчалъ Самуэль.

Но удалось ли прозорливому слуг осуществить свой планъ, мы тоже увидимъ въ свое время.

По прибытіи въ комнату, гд наканун происходило дружеское изліяніе взаимныхъ чувствъ въ обществ дорожнаго товарища, м-ръ Пикквикъ нашелъ, что этотъ джентльменъ уже нагрузилъ на свою особу вс драгоцнности, извлеченныя изъ двухъ разноцвтныхъ мшечковъ и сраго узелка, прикрытаго оберточной бумагой. М-ръ Магнусъ, проникнутый сознаніемъ собственнаго достоинства, ходилъ по комнат взадъ и впередъ, обнаруживая вс признаки чрезвычайнаго волненія, бывшаго слдствіемъ ожиданія великихъ событій.

— Здравствуйте, сэръ, — сказалъ м-ръ Магнусъ.

— Съ добрымъ утромъ, — отвчалъ м-ръ Пикквикъ.

— Каково? Что вы теперь скажете, сэръ? — сказалъ м-ръ Магнусъ, охорашиваясь въ своемъ новомъ фрак и драгоцнныхъ панталонахъ.

— Да, это непремнно произведетъ должный эффектъ, — отвчалъ м-ръ Пикквикъ, съ улыбкой обозрвая чудодйственный костюмъ.

— Надюсь, — сказалъ м-ръ Магнусъ.- A я ужъ отправилъ и карточку, м-ръ Пикквикъ.

— Право?

— Да, любезный другъ. Слуга воротился съ отвтомъ, что она согласна принять меня въ одиннадцать часовъ. Остается всего пятнадцать минутъ, м-ръ Пикквикъ.

— Ужъ недолго.

— Очень недолго, и, сказать правду, сэръ, мое сердце начинаетъ биться слишкомъ сильно: что вы на это скажете, м-ръ Пикквикъ?

— Ничего особеннаго: это въ порядк вещей.

— Надобно быть любезнымъ, м-ръ Пикквикъ, это главное.

— И откровеннымъ — это, можетъ быть, еще главне.

— Мн кажется, сэръ, — сказалъ м-ръ Магнусъ, — что я вообще слишкомъ откровененъ по своей природ; это моя слабость, порокъ въ нкоторомъ отношеніи.

— Напротивъ, это прекраснйшая черта въ вашемъ характер,- возразилъ м-ръ Пикквикъ.