Могло статься, что въ первоначальную эпоху свжей юности профиль м-ра Уэллера представлялъ ршительные и смлые контуры; но его лицо, съ теченіемъ времени, приняло черезчуръ обширные размры подъ вліяніемъ питательныхъ веществъ горячительнаго свойства. Мясистые изгибы его щекъ до того переступили за нормальные предлы, назначенные для нихъ природой, что посторонній наблюдатель, разсматривая его въ профиль, могъ въ этой расплывающейся масс отличить не иначе какъ съ большимъ трудомъ одну только верхушку его багроваго носа. По этой же самой причин, подбородокъ м-ра Уэллера, раздлившись весьма рзко на дв половины, получилъ, съ теченіемъ времени, чрезвычайно важную, сановитую форму, и вся его физіономія представляла такую пеструю смсь цвтовъ которая можетъ исключительно принадлежать только джентльменамъ, посвятившимъ свои физическія и моральныя способности кучерскому искусству. На ше м-ръ Уэллеръ носилъ малиновую шаль, выплывавшую на его трехъ-этажный подбородокъ съ такою незамтною постепенностью, что трудно было, по крайней мр съ перваго взгляда, отличить складки шали отъ складокъ подбородка. Надъ малиновой шалью воздымался длинный-предлинный пестрый жилетъ съ широкими полосами ярко вишневаго цвта. Длиннополый и широкій сюртукъ м-ра Уэллера былъ украшенъ спереди и сзади свтлыми мдными пуговицами огромнаго размра. Коротенькихъ волосъ м-ра Уэллера, черныхъ и гладкихъ, почти вовсе не видно было подъ размашистыми полями его низенькой, срой шляпы. Его ноги, украшенныя сверху широкими штанами, закупоривались снизу живописными ботфортами съ длинными кисточками вычурной формы. На мдной часовой цпочк, украшавшей грудь м-ра Уэллера, висли его фамильная печать и мдный ключъ, употребляемый для завода его луковицы, красовавшейся въ одномъ изъ кармановъ жилета.

Мы сказали, что м-ръ Уэллеръ готовился къ обратной поздк въ Лондонъ: это значитъ — онъ жуировалъ и прохлаждался. На стол передъ нимъ стояли въ симметрическомъ порядк: кружка шотландскаго пива, порція бифштекса и пирогъ солидной величины. На вс эти предметы въ равной степени распространялась благосклонность м-ра Уэллера, и онъ уже отрзалъ огромный кусокъ отъ пирога, какъ вдругъ передъ дверью послышались чьи-ю шаги. М-ръ Уэллеръ оглянулся и увидлъ своего возлюбленнаго сына.

— Здравствуй, Самми, — сказалъ отецъ.

Вмсто отвта, сынъ подошелъ къ столу, взялъ кружку съ пивомъ, и, мигнувъ въ сторону отца, втянулъ въ себя нсколько продолжительныхъ глотковъ.

— Хорошо, Самми, очень хорошо, — сказалъ м-ръ Уэллеръ старшій, заглядывая въ кружку, опорожненную его возлюбленнымъ сыномъ. — Ты потягиваешь на славу, мой милый, лучше всякой устрицы. Да что тутъ толковать? Между устрицами ты могъ бы занять первйшее мсто.

— Спасибо на добромъ слов, старичина, — отвчалъ Самуэль, посылая въ ротъ отрзанный кусокъ бифштекса.

Въ это время принесли новую кружку пива.

— Досадно, Самми, — сказалъ старшій Уэллеръ, собираясь утолить свою жажду, демонски досадно, мой другъ, что тебя подддюлилъ этотъ широкорожій шаромыжникъ въ свтло-срой ливре. Скажи мн объ этомъ кто-нибудь другой, я бы не поврилъ, честное слово. До сихъ поръ еще никто изъ фамиліи Уэллеровъ не позволялъ водить себя за носъ.

— Кром разв одного случая относительно вдовицы, — сказалъ Самуэль.

— Ну, братъ, это совсмъ другая статья, — возразилъ м-ръ Уэллеръ старшій, полируя оконечность своего носа, — вдовицы, можно сказать, составляютъ исключеніе изъ всякаго правила. Было писано гд-то, я не помню гд, что вдова "въ одно ухо влзетъ, a въ другое вылзетъ, какъ ни въ чемъ не бывало". Въ дл надувательства, говорятъ, самъ чортъ не сравнится съ бабой, которой нужно завербовать для себя второго мужа.

— Оно, пожалуй, что это такъ, ддушка, только…

— Притомъ, любезный, это совсмъ другая статья, особый артикулъ, что называется, — продолжалъ м-ръ Уэллеръ старшій, не обращая вниманія на возраженіе сына, — помнишь ли ты, другъ мой, что сказалъ въ суд одинъ адвокатъ, защищавшій джентльмена, который имлъ обыкновеніе подъ веселую руку колотить кочергой свою жену? — "Это, милостивые государи, — сказалъ онъ, — очень милая и оригинальная слабость, вполн достойная снисхожденія благомыслящихъ людей!" Вотъ это же самое я говорю относительно вдовицъ, да и самъ ты, любезный, будешь такъ же разсуждать, когда войдешь въ мои лта.

— Жаль, что я этого не зналъ! — сказалъ Самуэль.

М-ръ Уэллеръ старшій со всего размаха ударилъ по столу и продолжалъ энергическимъ тономъ:

— Жаль, что ты этого не зналъ! Еще бы! Это срамъ, мой другъ, просто срамъ! Уэллеръ поддался на обманъ! Уэллеръ попалъ на удочку явнаго мошенника! Да это, любезный, несмываемое пятно на нашемъ род! Знаю я одного прощалыгу, который проведетъ, надуетъ, подддюлитъ всхъ мошенниковъ на свт, a онъ еще совсмъ молодой человкъ и далеко не получилъ такого воспитанія, какъ ты. Затмъ ли я выгонялъ тебя на улицу и заставлялъ ночевать на мокрой земл; затмъ ли, другъ мой, Самми, чтобы ты сыгралъ изъ себя олуха въ обществ какого-нибудь сорванца?

И, въ припадк сердечной печали вызванной такими отчаянными размышленіями, Уэллеръ старшій неистово позвонилъ въ колокольчикъ и приказалъ подать новую бутылку шотландскаго пива.

— Однакожъ, нечего намъ съ тобою переливать изъ пустого въ порожнее, — сказалъ Самуэль, — что прошло, того не воротишь ни за какія блага, и стало быть, надобно безъ ропота сносить свою кручину. Я только-что начинаю свою жизнь, и ты знаешь, первую псенку зардвшись поютъ. Дай мн еще разъ наткнуться на этого прощалыгу, я раздлаюсь съ нимъ по-свойски.

— Надюсь, мой другъ, ты не посрамишь своего имени въ другой разъ — сказалъ м-ръ Уэллеръ старшій, — твое здоровье, Самми! крпись, мужайся, преуспвай.

И въ честь этого примирительнаго тоста, старикъ нсколькими глотками втянулъ въ себя около трехъ четвертей вновь принесенной кружки. Остальное немедленно докончилъ залпомъ его возлюбленный сынъ.

— Теперь, другъ мой Самми, — сказалъ м-ръ Уэллеръ старшій, вынимая изъ кармана серебряную луковицу, прикрпленную къ мдной цпи, — пора теперь заглянуть въ контору и посмотрть, какъ заряжаютъ карету; потому что, видишь ты, кареты вдь все то же, что ружья: ихъ надобно заряжать умючи, съ большою осторожностью, не торопясь и не хватаясь навзбалмошь, за что ни попало.