— Топманъ, пожалуйте сюда.

И м-ръ Топманъ немедленно явился на мсто трагической сцены.

— Топманъ, — сказалъ м-ръ Пикквикъ своему изумленному ученику, — сейчасъ я имлъ несчастье поссориться съ этимъ джентльменомъ вслдствіе одной довольно важной тайны, которую я обязанъ хранить въ отношеніи къ этой почтенной леди. Объявляю теперь въ вашемъ присутствіи, что роковая тайна не иметъ ни малйшаго отношенія къ этому джентльмену и его дламъ. Но если почтенный джентльменъ обнаружитъ еще разъ нкоторое сомнніе въ искренности моихъ словъ, то нечего и говорить, такое сомнніе я долженъ буду принять за личную обиду и оскорбленіе моей чести. Будьте свидтелемъ, Топманъ.

Сказавъ это, м-ръ Пикквикъ бросилъ на своего противника взглядъ, исполненный необыкновенной проницательности и глубочайшихъ, можно сказать, энциклопедическихъ соображеній.

Чего-жъ больше? При одномъ взгляд на ученаго мужа всякій разсудительный человкъ долженъ былъ почувствовать уваженіе и даже благоговніе къ его особ, потому что м-ръ Пикквикъ велъ себя, какъ благородный рыцарь, и говорилъ, какъ краснорчивйшій ораторъ въ мір; но, къ несчастію, м-ръ Петеръ Магнусъ, опрометчивый и вспыльчивый по своей натур, совершенно выступилъ изъ предловъ благоразумія въ эту роковую минуту. Вмсто того, чтобъ хладнокровно выслушать объясненіе ученаго мужа, успокоительное во всхъ отношеніяхъ, м-ръ Магнусъ, какъ новый Отелло, пожираемый дикою страстью, неистово взъерошилъ свои рыжеватые вихры, говорилъ безъ умолка отчаянную чепуху и даже осмлился поднять сжатый кулакъ на филантропическую физіономію президента Пикквикскаго клуба.

Есть предлъ человческому терпнію. М-ръ Пикквикъ, проникнутый сознаніемъ собственной невинности и опасаясь вмст съ тмъ за судьбу несчастной леди, утратилъ, наконецъ, философское спокойствіе духа. Посыпались съ обихъ сторонъ энергически крупныя фразы, подкрпляемыя не мене энергическими жестами, и, наконецъ, м-ръ Магнусъ сказалъ напрямикъ, что онъ вынужденъ будетъ выслушать м-ра Пикквика, на что ученый мужъ, съ похвальной учтивостью, отвчалъ: — "Я готовъ, и чмъ скоре, тмъ лучше". Посл этихъ словъ, испуганная леди опрометью бросилась изъ комнаты, откуда немедленно вышелъ и м-ръ Пикквикь, увлекаемый своимъ другомъ. Петеръ Магнусъ остался одинъ.

Если бы почтенная леди побольше знала свтъ и людей, особенно тхъ, которые поставлены закономъ для возстановленія тишины и порядка въ общественныхъ длахъ, ей бы, конечно, пришло въ голову, что свирпость этого рода не можетъ имть никакихъ гибельныхъ послдствій; но такъ какъ она жила большею частію въ деревн и не имла удовольствія читать парламентскихъ дебатовъ, то поэтому ей почти вовсе были неизвстны многіе утонченные обычаи цивилизованной жизни. На этомъ основаніи, какъ только она добжала до своей спальни и принялась размышлять о послдствіяхъ несчастной ссоры между двумя запальчивыми джентльменами, воображеніе ея мигомъ нарисовало самыя страшныя сцены, и передъ ея умственнымъ окомъ уже носился образъ м-ра Петера Магнуса, прострленнаго свинцовой пулей въ лвый бокъ и несомаго домой на носилкахъ при послднемъ издыханіи; чмъ больше она думала объ этомъ предмет, тмъ страшне и мрачне становились ея мысли. Наконецъ, безъ дальнйшихъ размышленій, она ршилась отправиться въ домъ городского мэра и потребовать отъ него немедленнаго ареста господъ Пикквика и Топмана, какъ буяновъ, замышлявшихъ убійственное дло.

Къ этому основательному ршенію, миссъ Уизерфильдъ была приведена многими разнородными побужденіями, и прежде всего тмъ, что здсь представлялся ей превосходный случай обнаружить очевиднйшимъ образомъ свою преданность м-ру Магнусу и свое безпокойство за его судьбу. Зная очень хорошо ревнивый темпераментъ своего жениха, она окончательно ршила не входить ни въ какія объясненія относительно своего загадочнаго столкновенія съ особой м-ра Пикквика; но, разсчитывая въ то же время на силу своихъ краснорчивыхъ убжденій, она надялась затушить неистовое пламя въ его груди, какъ скоро Пикквикъ будетъ сидть подъ арестомъ. Исполненная такихъ соображеній, миссъ Уизерфильдъ надла шляпку, закуталась въ шаль и отправилась немедленно въ жилище городского мэра.

Должно теперь замтить, что м-ръ Джорджъ Нупкинсъ, эсквайръ, главный судья и начальникъ города Ипсвича, былъ въ этотъ день въ чрезвычайно раздражительномъ расположеніи духа, вслдствіе буянства, произведеннаго на главной улиц школьными мальчишками, расхитившими лукошко съ яблоками y бабы, которая занималась мелочною распродажею фруктовыхъ произведеній города Ипсвича. Все утро господина мэра было посвящено слдствію по этому длу и приведенію въ исполненіе грозныхъ приговоровъ, и теперь, когда доложили ему о приход неизвстной леди, домогавшейся аудіенціи, м-ръ Нупкинсъ, нахмуривъ брови и наморщивъ чело, сидлъ на мягкой подушк въ своемъ судейскомъ кресл.

— Пусть войдетъ, — грянулъ м-ръ Нупкинсъ, и вслдъ за этой командой интересная леди осмлилась предстать передъ его грозныя очи.

— Моззель, — сказалъ судья.

Воззваніе относилось къ толстому слуг съ длиннымъ туловищемъ и короткими ногами.

— Моззель.

— Что прикажете?

— Поставьте стулъ для леди и ступайте изъ комнаты.

— Слушаюсь.

— Теперь, сударыня, не угодно ли вамъ изложить сущность вашего дла? — сказалъ судья.

— О, это весьма непріятное дло, сэръ, — сказала миссъ Уизерфильдъ.

— Очень можетъ быть, сударыня, на свт все бываетъ. Прошу васъ успокоиться.

Чело грознаго судьи постепенно разгладилось, и онъ бросилъ на интересную леди благосклонный взглядъ. Миссъ Уизерфильдъ молчала.

— Однакожъ, не теряя времени, прошу васъ изложить скоре, въ чемъ состоятъ законныя основанія вашего дла.

Судейскія мысли взяли, очевидно, верхъ надъ нжными чувствами мужчины, м-ръ Нупкинсъ сообщилъ суровое выраженіе своему лицу.

— Съ прискорбіемъ и страхомъ я должна вамъ объявить, сэръ, — сказала миссъ Уизерфильдъ, испустивъ глубокій вздохъ, — что нкоторые джентльмены замышляютъ здсь дуэль.