— Давно ли воротилась эта карета? — закричалъ старикъ Уардль, выпрыгивая изъ своего собственнаго экипажа и указывая на другой, стоявшій среди двора и облпленный свжей грязью.

— Не больше четверти часа, сэръ, — отвчалъ станціонный смотритель, къ которому былъ обращенъ этотъ вопросъ.

— Леди и джентльменъ?

— Да, сэръ.

— Пожилая леди, желтая, дурная?

— Да.

— Джентльменъ сухопарый, высокій, тонконогій, словно вшалка?

— Да, сэръ.

— Ну, Пикквикъ, это они, они! — воскликнулъ м-ръ Уардль.

— Они, жаловались, что немножко запоздали, — проговорилъ станціонный смотритель.

— Они, Пикквикъ, ей Богу они! — кричалъ м-ръ Уардль. — Четверку лошадей — живй! Мы ихъ настигнемъ, прежде чмъ додутъ они до станціи. Гинею на водку, ребята, пошевеливайтесь!

И въ состояніи необыкновеннаго возбужденія физическихъ силъ пожилой джентльменъ засуетился и запрыгалъ по широкому двору, такъ что его суетливость электрическимъ образомъ подйствовала на самого Пикквика, который тоже, приподнявъ подолъ длинной шинели, перебгалъ отъ одной лошади къ другой, кричалъ на ямщиковъ, махалъ руками, притрогивался къ дышлу, хомутамъ, въ несомннномъ и твердомъ убжденіи, что отъ всхъ этихъ хлопотъ приготовленія къ поздк должны сократиться по крайней мр вполовину.

— Влзайте, влзайте! — кричалъ м-ръ Уардль, впрыгивая въ карету и захлопывая дверцу съ правой стороны. — Живй, Пикквикъ, живй!

И прежде, чмъ м-ръ Пикквикъ сообразилъ, о чемъ идетъ рчь, дюжая рука одного изъ ямщиковъ втолкнула его въ карету съ лвой стороны, захлопнула дверцу, и экипажъ стремглавъ помчался со двора.

— Вотъ мы и пошевеливаемся! — сказалъ пожилой джентльменъ одобрительнымъ тономъ.

Они точно шевелились, и м-ръ Пикквикъ чувствовалъ всю силу исполинскихъ движеній, когда его начало перебрасывать съ одной стороны на другую.

— Держитесь крпче! — сказалъ Уардль, когда м-ръ Пикквикъ толкнулся однажды своей головой объ его плечо.

— Въ жизнь никогда я не чувствовалъ такой встряски, — отвчалъ бдный м-ръ Пикквикъ.

— Ничего, ничего, мы ихъ нагонимъ! Держитесь крпче.

М-ръ Пикквикъ забился въ утолъ. Карета помчалась еще быстре.

Такъ промчались они около трехъ миль. Наконецъ, м-ръ Уардль, наблюдавшій изъ окна минуты дв или три, обратилъ на м-ра Пикквика свое лицо, обрызганное грязью и вскричалъ нетерпливымъ тономъ:

— Вотъ они!

М-ръ Пикквикъ высунулъ свою голову изъ окна. Гакъ точно: карета, заложенная четверкой лошадей, мчалась во весь галопъ не въ дальнемъ разстояніи отъ нихъ.

— Живй, ребята, живй! — По гине на брата!

Быстроногіе кони первой кареты мчались во весь опоръ; кони м-ра Уардля вихремъ летли по ихъ слдамъ.

— Я вижу его голову! — воскликнулъ раздражительный джентльменъ. — Вонъ она, чертова башка!

— И я вижу, — сказалъ м-ръ Пикквикъ. — Вонъ онъ, проклятый Джингль!

М-ръ Пикквикъ не ошибся. Лицо кочующаго актера, совершенно залпленное грязью, явственно выставлялось изъ кареты, и можно было различить, какъ онъ длаетъ неистовые жесты, ободряя ямщиковъ ускорить бгъ измученныхъ коней.

Завязалась отчаянная борьба. Деревья, заборы и поля пролетали передъ ними съ быстротой вихря, и черезъ нсколько минутъ путешественники наши были почти подл первой кареты. Они слышали даже, какъ дребезжалъ охриплый голосъ Джингля, кричавшаго на ямщиковъ. Старикъ Уардль бсновался и выходилъ изъ себя. Онъ дюжинами посылалъ впередъ энергическія проклятія всхъ возможныхъ видовъ и родовъ, сжималъ кулаки и грозно обращалъ ихъ на предметъ своихъ негодованій; но м-ръ Джингль отнюдь не позволялъ себ выходить изъ предловъ джентльменскихъ приличій: онъ исподволь бросалъ на своего преслдователя презрительную улыбку и отвчалъ на его угрозы торжественнымъ крикомъ, когда лошади его, повинуясь убдительнымъ доказательствамъ кнута, ускоряли быстроту своего бга.

Лишь только м-ръ Пикквикъ услся на свое мсто, и м-ръ Уардль, надсадившій свою грудь безполезнымъ крикомъ, всунулъ свою голову въ карету, какъ вдругъ страшный толчокъ заставилъ ихъ судорожно отпрянуть отъ своихъ относительныхъ угловъ. Раздался сильный трескъ, крикъ, гвалтъ, — колесо покатилось въ канаву — карета опрокинулась на бокъ.

Черезъ нсколько секундъ общей суматохи — барахтанья лошадей и дребезжанья стеколъ — м-ръ Пикквикъ почувствовалъ, какъ высвободили его изъ-подъ руинъ опрокинутаго экипажа и какъ, наконецъ, поставили его на ноги среди грязной дороги. Высвободивъ свою голову изъ капюшона шинели и поправивъ очки на своихъ глазахъ, великій мужъ поспшилъ бросить орлиный взглядъ на окружающіе предметы.

Старикъ Уардль, въ изорванномъ плать и безъ шляпы, стоялъ подл м-ра Пикквика, любуясь на обломки опрокинутаго экипажа. Ямщики, ошеломленные паденіемъ съ козелъ и облпленные толстыми слоями грязи, стояли подл своихъ измученныхъ коней. Впереди, не дальше какъ въ пятидесяти шагахъ, виднлся другой экипажъ, придержавшій теперь своихъ лошадей. Кучера съ грязными лицами, обращенными назадъ, ухмылялись и оскаливали зубы, между тмъ какъ м-ръ Джингль съ видимымъ удовольствіемъ смотрлъ изъ окна кареты на пораженіе своихъ преслдователей. Темная ночь уже смнилась разсвтомъ, и вся эта сцена была совершенно видима для глазъ при блдномъ утреннемъ свт.