— Миссъ Флоренс, — сказала она, — не худо бы по временамъ заходить и сюда, въ эту комнату, чтобы она привыкала любить братца.

Когда слуга ушелъ передавать приказаніе господина, кормилица притворилась, будто няньчитъ ребенка, но въ то же время ей показалось, что физіономія м-ра Домби совершенно измнилась и лицо его поблднло. Онъ поспшно оборотился назадъ, и какъ-будто хотлъ уничтожить вс эти распоряженія, да только стыдъ удерживалъ его.

И она не ошиблась. Онъ видлъ въ послдній разъ отвергнутое дитя въ печальныхъ объятіяхъ умирающей матери, и эта сцена служила для него вмст откровеніемъ и упрекомъ. Какъ ни были его мысли исключительно заняты сыномъ и его блистательною будущностью, тмъ не мене онъ не могъ забыть этой поразительной сцены. Не могъ онъ забыть, что здсь, въ этомъ предсмертномъ прощаньи матери и дочери, для него не было никакой доли. Передъ нимъ, передъ его глазами, были два прекрасныя созданія, тсно заключенныя въ объятія другъ друга, a онъ стоялъ подл нихъ какъ отторженный посторонній зритель, и не позволили ему принять участія въ этомъ свтломъ проявленіи глубокой истины и безпредльной нжности!

Такъ какъ вс эти образы, со всмн мрачными оттнками, невольно протснялись въ его гордую душу, и никакая сила неспособна была удалить отъ него этихъ воспоминаній, прежнее его равнодушіе къ маленькой Флоренс измнилось теперь въ какое-то странное, необыкновенное безпокойство. Онъ почти чувствовалъ, какъ-будто она наблюдаетъ его, не довряетъ ему, какъ-будто въ рукахъ ея ключъ отъ той задушевной тайны, въ которой онъ и самъ не отдавалъ себ яснаго отчета. Ему казалось, наконецъ, будто въ ней таится врожденное понятіе объ этой неправильно-настроенной струн его души, и будто могла она однимъ дыханіемъ привести ее въ движеніе.

Его отношенія къ дочери, съ самаго ея рожденія, имли отрицательный характеръ. Онъ никогда не чувствовалъ къ ней отвращенія, но зато никогда и не думалъ о ней. Она прежде не была для него положительно непріятнымъ иредметомъ; но теперь онъ чувствовалъ изъ-за нея какую-то неловкость, и она возмутила покой его души. Онъ желалъ бы вовсе о ней не думать, да только не зналъ какъ. Быть можетъ, — кто разршитъ эти тайны человческаго сердца! — онъ боялся, что со временемъ принужденъ будетъ ненавидть ее.

Когда маленькая Флоренса робко вошла въ стеклянную комнату, м-ръ Домби пересталъ ходить, остановился и взглянулъ на свою дочь. Если бы посмотрлъ онъ на нее съ большимъ участіемъ и глазами отца, онъ прочелъ бы въ ея свтлыхъ взорахъ разнообразныя впечатлнія нершительности, надежды и страха. Онъ увидлъ бы въ нихъ страстное желаніе побжать къ нему, броситься въ его объятія и воскликнуть: "отецъ! попытайся любить меня! У меня никого нтъ кром тебя!". И вмст онъ прочелъ бы опасеніе быть оттолкнутой, страхъ показаться слишкомъ смлою и оскорбить отца, умилительную потребность въ ободреніи и успокоеніи, и, наконецъ, онъ увидлъ бы въ этихъ ясныхъ глазахъ, съ какимъ тревожнымъ безпокойствомъ ея переполненное юное сердце отыскивало естественнаго пріюта для своей нжности и подавляющей печали. Но онъ увидлъ только, какъ она нершительно остановилась y дверей и взглянула на него. Больше ничего не увидлъ м-ръ Домби!

— Войди, — сказалъ онъ, — войди; чего ты боишься?

Она вошла, и, посмотрвъ вокругъ себя, съ нершительнымъ видомъ, остановилась y дверей, и крпко сложила руки.

— Подойди сюда, Флоренса! — холодно сказалъ отецъ. — Знаешь ли, кто я?

— Знаю, папа.

— Не хочешь ли сказать что-нибудь?

Флоренса подняла на отца заплаканные глаза и слезы ея оледенли на щекахъ, когда она встртила суровое выраженіе на его лиц. Она опять опустила голову и робко протянула дрожащую руку.

М-ръ Домби небрежно взялъ руку двочки и безмолвно простоялъ нсколько минутъ сь опущенной головой. По-видимому, онъ такъ же, какъ и она, не зналъ, что длать или говорить.

— Ну, будь же доброй двочкой, — сказалъ онъ наконецъ, потрепавъ ее по головк и какъ будто украдкой бросая на нее тревожный и сомнительный взглядъ. — Ступай къ Ричардсъ, ступай!

Но Флоренса еще съ минуту простояла на одномъ мст. По-видимому, ей все еще хотлось броситься въ объятія отца, и она не переставала надяться, что онъ возьметъ ее на руки и поцлуетъ. Она еще разъ взглянула на его лицо. М-ръ Домби нашелъ, что физіономія ея получила точно такое же выраженіе, какъ и въ гу роковую ночь, когда она смотрла на доктора. Онъ машинально выпустилъ ея руку и отворотился.

Нетрудно понять, что Флоренса своею наружностью и обращеніемъ произвела на отца очень невыгодное впечатлніе. Не только въ ея душ, но и во всхъ ея движеніяхъ выказывалось принужденіе, и она совершенно утратила естественную живость и граціозность. Полли между тмъ съ надеждой продолжала смотрть на эту сцену, и, судя о м-р Домби по самой себ, она много разсчитывала на нмой языкъ траурнаго платьица маленькой Флоренсы. "Не жестоко ли будетъ, — думала она, — если онъ обратитъ всю привязанность на одного сына, тогда какъ другое дитя, двочка-сиротка, стоитъ передъ его глазами!".

Полли какъ можмо доле продержала двочку на глазахъ отца и распорядилась такъ, что маленькій Павелъ дйствительно повеселлъ въ присутствіи сестры. Когда пришло время идти на верхъ, она хотла послать Флоренсу въ комнату отца, чтобы пожелать ему доброй ночи; но двочка робко отступила назадъ, и, когда кормилица начала ее принуждать, она поднесла об руки къ глазамъ, какъ-будто скрывая отъ себя собственное униженіе, и сказала: "о нтъ! нтъ! онъ не хочетъ меня! онъ не хочетъ меня!".

Этотъ маленькій споръ обратилъ на себя вниманіе м-ра Домби, который между тмъ сидлъ за столомъ и пилъ вино.