Вальтеръ съ удовольствіемъ воображалъ, что, быть можетъ, наступитъ время, когда прекрасная двушка — его старинный другъ, благородный, чувствительный и нжный, напомнитъ о немъ своему брату и заставитъ принять участіе въ его судьб. Впрочемъ, и въ эту минуту его радовали не столько житейскіе разсчеты, сколько утшительная мысль, что прелестное созданіе еще помнить его и всякій разъ встрчается съ нимъ съ видимымъ удовольствіемъ. Но вмст съ тмъ онъ не могъ удалить отъ себя боле основательнаго и зрлаго размышленія, что въ его продолжительное отсутствіе Флоренса, богатая, гордая и счастливая, выйдетъ замужъ и если еще будетъ по временамъ вспоминать о немъ при этомъ новомъ образ жизни, то не боле, какъ о дтской игрушк, которая когда-то ее забавляла.

Между тмъ Вальтеръ представлялъ прекрасную двочку, встрченную имъ среди грязной улицы, въ такомъ идеальномъ свт, и такъ живо рисовалъ въ своемъ воображеніи ея невинное личико съ выраженіемъ искренней признательности и дтской восторженности, что онъ съ презрніемъ отвергнулъ дерзкую мысль, будто Флоренса можетъ современемъ сдлаться гордою, и устыдился за самого себя, какъ за клеветника. Мало-по-малу размышленія его приняли такой фантастическій характеръ, что онъ считалъ уже непростительною дерзостью воображать Флоренсу взрослою женщиной и только позволялъ себ думать о ней не иначе, какъ о беззащитномъ миломъ ребенк, точь-въ-точь, какою она была во времена д_о_б_р_о_й б_а_б_у_ш_к_и, м-съ Браунъ. Наконецъ, Вальтеръ основательно разсудилъ, что ему вовсе непростительно мечтать о Флоренс. "Пусть — думалъ онъ — ея прелестный образъ сохранится въ душ моей, какъ недостижимый идеалъ съ рукою ангела, удерживающаго меня отъ дурныхъ мыслей и поступковъ".

Долго бродилъ Вальтеръ въ предмстьи Лондона на открытомъ воздух, съ жадностью вдыхая испаренія цвтовъ, прислушиваясь къ пнію птицъ, къ праздничному звону колоколовъ и къ глухому городскому шуму. Иногда, съ глубокой грустью, онъ посматривалъ въ даль, на безпредльный горизонтъ, туда, гд лежала цль его морского путешествія, и въ тоже время съ еще большей грустью любовался зелеными лугами своей родины и прелестными ландшафтами.

Наконецъ, Вальтеръ вышелъ изъ предмстья и тихонько побрелъ домой, продолжая размышлять о своей горемычной судьб. Вдругъ басистый мужской голосъ и пронзительный крикъ женщины, произносившей его имя, вывели его изъ задумчивости. Съ изумленіемъ оглядываясь назадъ, онъ увидлъ извозчичью карету, спшившую за нимъ вдогонку. Когда экипажъ остановился, кучеръ, съ кнутомъ въ рукахъ, соскочилъ съ козелъ, a молодая женщина почти всмъ корпусомъ высунулась изъ окна кареты и начала подавать Вальтеру энергическіе сигналы. Приближаясь къ экипажу, онъ открылъ, что молодая женщина была Сусанна Нипперъ, и что она, Сусанна Нипперъ, находилась въ такомъ тревожномъ состояніи, что почти выходила изъ себя.

— Сады Стаггса, м-ръ Вальтеръ, — сказала миссъ Нипперъ, — ради Бога, сады Стаггса!

— Что такое? — вскричалъ Вальтеръ. — О чемъ вы хлопочете?…

— О, сдлайте милость, м-ръ Вальтеръ, — говорила Сусанна, — сады Стаггса, чортъ бы ихь побралъ!

— Вотъ, сударь, — вскричалъ извозчикъ, съ видомъ ршительнаго отчаянія, — ужъ битый часъ кружимся мы взадъ и впередъ, и эта молодая барыня гоняетъ меня по такимъ мстамъ, гд самъ дьяволъ голову сломитъ. Много повозилъ я на своемъ вку, a еще такихъ сдоковъ не видывалъ.

— Зачмъ вамъ сады Стаггса, Сусанна? — спросилъ Вальтеръ.

— Поди, спрашивай ее! Наладила себ одно и то же, да и только, — проворчалъ извозчикъ.

— Да гд они, Боже мой? — вскрикнула Сусаына, какъ помшанная. — Вдь я однажды, м-ръ Вальтеръ, сама была тамъ, вмст съ миссъ Флой и нашимъ бдненькимъ Павломъ, въ тотъ самый день, какъ вы нашли миссъ Флой въ Сити, когда мы потеряли ее на возвратномъ пути, то есть, я и м-съ Ричардсъ; да еще помните — бшеный быкъ и Котелъ, кормилицынъ сынишка, и посл я туда здила, a вотъ никакъ не припомню, сквозь землю видно провалились, черти бы ихъ побрали! Ахъ, м-ръ Вальтеръ, пожалуйста, не оставляйте меня… Сады Стаггса, съ вашего позволенія!.. Любимецъ миссъ Флой, нашъ общій любимецъ, кроткій, миленькій, бдненькій Павелъ!.. Ахъ, м-ръ Вальтеръ!

— Боже мой! — вскричалъ Вальтеръ, — неужели онъ боленъ?

— Голубчикъ! — воскликнула Сусанна, ломая руки, — забралъ себ въ голову посмотрть на старую кормилицу, a я и вызвалась създить за м-съ Стаггсъ, въ сады Полли Тудль!.. Эй! кто-нибудь! куда прохать къ Стаггсовымъ прудамъ?

Узнавъ теперь, въ чемъ дло, Вальтеръ иринялъ такое жаркое участіе въ хлопотахъ Сусанны Нипперъ, что извозчичьи клячи едва поспвали бжать по его слдамъ. Онъ метался изъ стороны въ сторону, какъ угорлый, и спрашивалъ всхъ и каждаго, гд дорога къ садамъ Стаггса.

Не было въ Лондон ничего, похожаго на сады Стаггса: они исчезли съ лица земли. Тамъ, гд прежде торчали гнилыя бесдки, теперь великолпные дворцы до облаковъ поднимали свои головы, и гранитные колонны гигаитскаго размра красовались передъ самыми рельсами. Жалкій, ничтожный пустырь, заваленный всякою дрянью, пропалъ, сгинулъ, и вмсто его, какъ изъ земли, выросли длинные ряды амбаровъ и магазиновъ съ дорогими и рдкими товарами. Прежнія захолустья превратились въ шумныя улицы, набитыя народомъ и разнообразными экипажами; какъ будто, по всесильному мановенію волшебницы, возникъ изъ ничтожества цлый городъ, откуда со всхъ сторонъ стекались жизненныя удобства, о которыхъ прежде никому и не грезилось. Мосты, ни къ чему прежде не нужные, вели теперь въ прекрасныя дачи, сады, публичныя гулянья. Остовы домовъ и новыхъ улицъ растянулись за городъ чудовищною цпью и помчались во всю прыть по слдамъ паровоза. Бойкіе жители глухого околотка, не признававшіе желзной дороги въ бдственные дни ея борьбы, раскаялись давнымъ-давно съ христіанскимъ смиреніемъ и гордились теперь своею могучею сосдкой. Все и вс заимствовали новый титулъ отъ желзной дороги. Появились желзнодорожные магазины, журналы, газеты, гостиницы, кофейные дома, постоялые дворы, рестораны, желзнодорожные планы, ландкарты, виды, обертки, бутылки, кареты, извозчичьи биржи, желзнодорожные омнибусы, дилижансы, рельсовыя улицы и зданія, даже спеціальные зваки, пролазы, льстецы, имъ же нсть числа. Самое время измрялось по часамъ желзной дороги, какъ будто и солнце уступило ей свое мсто. Заносчивый трубочистъ, старинный нашъ знакомецъ, закоснлый невръ между всми вольнодумцами садовъ Стаггса, изволилъ теперь жительствовать въ оштукатуренномъ трехэтажномъ дом, и на вывск его красовались огромныя золотыя буквы, гласившія: "Подрядчикъ для очищенія машинами трубь на желзной дорог".

День и ночь отъ сердца этого могучаго богатыря съ шумомъ и съ ревомъ отплывали огромные потоки, увлекавшіе чудовищныя массы. Толпы народу и цлыя горы товаровъ, отвозимыхъ и привозимыхъ, производили на этомъ мст безпрестанное броженіе, ни на минуту неумолкавшее въ продолженіе сутокъ. Самые домы какъ будто укладывались и сбирались прокатиться по быстрымъ рельсамъ. Мудрые члены парламента, которые не дале какъ лтъ за двадцать, вдоволь потшались надъ д_и_к_и_м_и теоріями инженеровъ, предстоявшихъ на экзамен иередъ грозными очами, изволили теперь отправляться къ сверу съ часами въ рукахъ, доложивъ напередъ о своемъ путешествіи посредствомъ элекрическаго телеграфа. День и ночь побдоносные паровозы ревли изо всхъ силъ и, совершивъ богатырскую работу, вступали, какъ ручные драконы, въ отведенные уголки, выдолбленые для ихъ пріема не боле какъ на одинъ дюймъ: они кипли, бурлили, дрожали, потрясали стны, какъ будто сознавая въ себ присутствіе новыхъ великихъ силъ, которыхъ еще никто не открылъ въ нихъ.