Что ж, такую версию гораздо легче было принять, чем ту, которая называла Робина Гуда подкидышем лесной нечисти.

Я никогда не спрашивал Локсли, верно ли, что граф Хантингдон его отец. Раз Робин не допекал меня вопросами, кто я такой и откуда, значит, и я должен был принимать товарища таким, каков он есть.

Даже когда это бывало очень и очень непросто...

— Ну? Кто скажет теперь, что я не гений? — воскликнул Тук, разом вернув меня из зимнего Бернисделла в весенний Шервуд.

Клянусь Святым Мэтью, я чуть не схватился за меч при виде незнакомого субъекта, сидящего напротив монаха!

Увидев мою реакцию, фриар горделиво улыбнулся:

— Ага, что я вам говорил? Если тебя завтра кто-нибудь узнает, Робин, можешь надавать мне пинков под зад!

— Договорились, — отозвался смуглый чужак голосом Локсли, подмигнул, ухмыльнулся — и сразу сделался очень даже узнаваемым.

И все же Тук постарался на славу! Разве что немного переборщил с коричневой краской. Такой загар был сейчас не по сезону, а загар «а-ля крестоносец» уже начал выходить из моды. Зато к остальному трудно было придраться: Робин выглядел теперь на добрый десяток лет старше, к тому же Тук наградил его впечатляющим шрамом на лбу и превратил его прямые русые волосы во всклокоченные черные патлы, напоминающие шевелюру Дика Бентли.

Мач и Коулт, крутясь вокруг главаря аутло, восторженно уверяли, что ни за что не узнали бы его, повстречай ненароком на дороге! Мач попытался дотронуться до лба Робина, но Тук шлепнул его по руке и рявкнул:

— Дай краске подсохнуть, нехристь! Не трожь!

— Надеюсь, потом оно отмоется? — Локсли поднес руку к лицу — и тоже получил звучный шлепок.

— Не трожь, кому говорю! Само собой, отмоется... Особенно если хорошенько потрешь физиономию песочком.

— Сам потри себе чего-нибудь, братец! Что за дрянью ты намазал мне волосы?

— Ну, басмы у меня под рукой не нашлось, потому пришлось довольствоваться тем, что есть... Надеюсь, завтра не будет дождя!

— Робин, — негромко проговорил я. — Это самоубийство.

— Что? — рассеянно отозвался он, пытаясь разглядеть прядь своих волос.

— Ты задумал сунуть голову в капкан и выдернуть зубами наживку.

Робин хмыкнул, потянулся и встал.

— Пожалуй, посплю немного... А потом сходим в Руттерфорд, э, Джон? Купим у мамаши Хемлок эля, чтобы было чем отпраздновать победу.

Я некоторое время молча смотрел на него, потом оттолкнулся плечом от дерева, к которому прислонялся все это время, и подошел к монаху.

— Ладно. Сходим. Что, Тук, сумеешь превзойти самого себя еще разок? Только постарайся сделать из меня что-нибудь симпатичное, а не такое пугало, в какое ты превратил Робина!

Когда я опустился на траву перед фриаром, парни вытаращились на меня так, словно монах уже разрисовал меня под чудовище Франкенштейна... или под Гая Гисборна.

Первым пришел в себя Робин Гуд и неуверенно хохотнул:

— Джон, ты спятил? Даже если тебя выкрасить под эфиопа, тебя любой узнает по росту! Ххха, да тебе нужно оттяпать ноги до колен, чтобы...

— А тебе нужно перестать скалить зубы.

— А?

— Если хочешь остаться завтра неузнанным, постарайся не ухмыляться, не то тебя любой за полмили узнает по улыбке.

Увидев, что я без всяких розыгрышей собираюсь отдаться на милость фриара, Робин и вправду мгновенно перестал улыбаться.

— Джон. Даже не мечтай отправиться завтра на праздник.

— Боишься, что я отобью у тебя серебряную стрелу?

А что, это было бы забавно — сразиться в меткости с самим Робином Гудом... Но положи я и впрямь глаз на серебряную стрелу, черта с два я бы ее получил. Конечно, за зиму мне удалось неплохо поднатореть в стрельбе, и все-таки любой из аутло до сих пор обошел бы меня на двух стрелах из десяти. Ничего удивительного: парни учились стрелять с сопливого детства, а я — без недели год; но даже если бы у меня за плечами было лет двадцать тренировки, мне нипочем не сравняться с человеком, которого природа наградила таким же талантом к стрельбе, как Паганини — к игре на скрипке.

— Не бойся, я не собираюсь с тобой состязаться. Просто соскучился по шерифу, мечтаю его повидать...

— А уж как Певерил соскучился по тебе, не сомневаюсь! — сквозь зубы проговорил Кеннет Беспалый.

— Соскучился вдвойне — и как по Маленькому Джону, и как по Рейнольду Гринлифу, — вздохнул Тук, беря плошку с остатками коричневой краски.

— Даже не вздумай мазать его этой штукой! — рявкнул Робин. — А ты, Джон, выкинь дурь из головы, слышишь?!

Я открыл прижмуренные было глаза и посмотрел на Локсли: