В конце концов мы подъехали к какому-то дому на Телеграф-Хилл, где жили эти самые друзья; фамилия их была Уоррен. Богато обставленная квартира занимала два этажа, из окон были видны огни ночного Сан-Франциско. Гостей собралось не меньше ста человек, но все они как бы растворялись в огромных залах и прочих помещениях. "Зачем одной семье столько комнат?" – подумал я. Вокруг сновало множество слуг – явно восточного вида – с подносами, уставленными напитками. Кто-то играл на роя Шопена. Не успели мы войти, как Фиби тут же воскликнула: "Гляди, вон Диди с Чарльзом", – и в мгновение ока обе девушки исчезли.

Мы с Уэйдом выпили одну за другой несколько рюмок виски.

– По-моему, это была не лучшая идея, – сказал Уэйд.

– По-моему, тоже.

– Ладно, пошли общаться. – И мы отправились бродить по комнатам.

В следующие два часа я познакомился с людьми, носившими такие звучные фамилии, как де Лимур, Мейн, Уилсон, де Тристан, Робертсон, де Гинье и Стент. Когда они узнавали, что я из Нашвилла, то казалось, испытывали какое-то чувство досады. Один из них спросил: "Это там, что ли, поют всякие народные песни?"; "А что вы имеете против негров?" – поинтересовался другой, и я отвечал: "Да, народные песни там поют"; "Лично я против негров ничего не имею". Вскоре к нашей компании присоединился какой-то бойкий, весьма упитанный парнишка.

– А я вам говорю, – начал он с места в карьер, – что у нас лучшая команда второкурсников на всем Западном побережье. К тому же за нас играют Tapp и Стюарт. Так что можно считать, что кубок у нас в кармане.

– Да, команда у нас неплохая, – согласился кто-то, – но в Калифорнийском университете все-таки лучше.

– У кого это "у нас"? – спросил я парня, стоявшего рядом.

– В Стэнфорде, – ответил он. – Ты что, не знаешь, кто такие Билли Tapp и Билл Стюарт?

– Нет.

– Tapp – лучший защитник на всем Западном побережье, а Стюарт в прошлом году принял больше всего передач.

– А потом у нас самая длинная скамейка запасных, – сказал кто-то еще, и все заговорили о футболе.

– Для папаши Уолдорфа это будет неплохой сезон.

– Да ты что! Он ведь потерял Ларсона, Хэнифана и Хейзелтайна.

– А у калифорнийцев – ни одного нового игрока.

– Да Питт их разобьет в пух и прах!

Я немного растерялся от этого словопрения, но все-таки решил тоже вставить слово:

– А вот Ред Сэндерс, который сейчас играет за калифорнийцев, раньше играл за Вандербилтский университет.

– Неужели? – спросил бойкий толстяк. – А все-таки Чак Тейлор – потрясный тренер. – И все снова заговорили о шансах стэнфордской команды.

Потом от футбола перешли к политике.

– Слышали, что отколол Гуди? – спросил какой-то парень, который, видно, только что подошел.

"Гуди" – было прозвищем Гудвина Найта, губернатора Калифорнии. Я, конечно, никогда не учился в Калифорнии, но тем не менее знал, что четверо представителей этого штата баллотировались на пост кандидата от республиканской партии на будущих президентских выборах в 1956 году. Это были Найт, Ноулэнд, Уоррен и Никсон, и каждый из них имел в Сан-Франциско своих почитателей. Я спросил у ребят, что они думают насчет Эйзенхауэра – будет ли он баллотироваться на следующий срок?

– Ни за что. Ему уже шестьдесят пять. Он спит и видит, как вернется в Геттисберг и будет играть в гольф.

Все согласились, что у демократов снова будет баллотироваться Стивенсон, и тут кто-то спросил:

– А кто такой этот Кефовер?

– Сенатор из Теннесси, – ответил я.

– Ну, и что он собой представляет?

Я собирался ответить, что, хотя Кефовер большой любитель выпить и поволочиться, он все-таки сделал много хорошего как сенатор, но успел сказать только: "Он пьет…", как кто-то сразу меня перебил:

– А кто не пьет? Лучше послушайте, что я вам расскажу про Билли Ноулэнда. – И пошло, и поехало…

Я отправился на поиски Уэйда и нашел его в группе студентов, столпившихся у рояля. Пианист как раз встал, чтобы немного отдохнуть, а его место занял какой-то кудрявый юноша, принявшийся наяривать боевой гимн Стэнфорда. За гимном последовала песня "На стэнфордской ферме", которую пели на мотив "Интендантов":

Я тоже присоединился к хору, и мы еще с полчаса горланили всякие песни, из-за чего гости постарше стали покидать зал. Потом кто-то крикнул:

– Поехали в Саусалито! Слышали, там открылся новый кабак, "Амалфи"?!

– В Саусалито сейчас не попадешь, – сказал парень за роялем.

– Почему?

– Мост не работает.

Через минуту до них дошло, и все враз загоготали и заорали наперебой: "Мост не работает! Мост не работает!" Под «мостом» имелись в виду Золотые Ворота в Сан-Франциско.