— Вперед!

Не прошли и полкилометра, как за клубами синего дыма показались тяжелые пушки, стоявшие на огневой позиции. Пушки даже не были замаскированы. Увлеченные стрельбой, немецкие артиллеристы не заметили советских бойцов, пробиравшихся к ним в туманной дымке между деревьями.

Грузный белобрысый немец, подносчик снарядов у крайней пушки, оглянувшись, застыл, разинув рот. Из рук его выпал снаряд. Завизжав, как животное, фашист бросился бежать. Заряжающий обернулся и ахнул. Паника охватила прислугу батареи. Красивый стройный офицер с биноклем в руках стоял на зарядном ящике. Отдавая команду, он тоже оглянулся.

— Хальт! Хальт! Цурюк! — заорал он, быстро собрал солдат, пытаясь приготовить их к бою, но опоздал. Пока артиллеристы вразнобой сделали несколько автоматных выстрелов, батальон Мурата с криком «ура!» смял их и завладел батареей.

— Живо снимите замки с пушек!.. И снова вперед! — подал команду Арыстанов.

Бойцы схватились за горячие замки. Командир быстро построил уцелевших в стычке немцев, поднявших руки, отобрал у офицера флягу, потряс ею над ухом. В морозном воздухе запахло французским коньяком.

Спереди, чуть правее, возникли крики, шум, послышалась перестрелка. Невдалеке находилась еще одна батарея. Мурат приказал командиру второй роты:

— Уничтожишь батарею и присоединяйся к нам! Деревья поредели,открылось длинное картофельное поле. За ним снова редкий лес. Увязая в глубоком снегу, спотыкаясь, стреляя на ходу, бежали солдаты. Некоторых из них догоняли вражеские пули, кидали в снег, который тут же окрашивался кровью.

От Кускова, оставшегося в засаде, ни слуху ни духу. Мучительно долго не возвращалась вторая рота, посланная уничтожить батарею. Оттуда все еще доносились автоматная стрельба и сухие разрывы гранат.

Разрозненный, убавившийся батальон шел к линии фронта, к неугасимому зареву и канонаде так, как идут к бессмертию. Тяжело стонала земля, словно каменные глыбы обрушивались ей на грудь. Из-за редких деревьев, покачиваясь, медленно плыл густой черный дым. Казалось, в этом дьявольском огне не может уцелеть не только живая душа, но даже травинка. Советский батальон бежал к чадившему пожару, словно в огне искал спасения и защиты.

У опушки леса батальон столкнулся с двумя ротами немцев и, растягиваясь, словно извивающийся канат, пошел на них редкой цепью.

Немцы, видимо, успели разобраться в обстановке, поняли, что перед ними всего один потрепанный батальон.

Мурат шел чуть впереди цепи, чтобы самому все хорошенько видеть. Он сразу отметил спокойствие фашистов, уверенных в себе, будто заранее подготовленных и знающих, куда и против кого они выступают. Две цепи враждующих солдат сходились молча, не стреляя, лишь замедляя шаги.

Мурат подал команду «Ложись!», решив вначале разредить немецкую цепь и затем идти в штыки. С земли видны были только тяжелые, словно литые из чугуна, немецкие сапоги. Кое-кто, спотыкаясь, набирал короткими голенищами снег. У белобрысого толстяка, шагающего впереди, при каждом кивке головы поблескивали очки.

Над головой Мурата, словно стайка вспугнутых птиц, пронеслась проворная автоматная очередь. Он пригнул голову, подумал о своих считанных патронах, и ему стало страшно. Вражеский огонь уплотнялся. Пули с шипением, словно раскаленное железо, опущенное в воду, вонзались в снег. Мурат лежал, не отрывая воспаленных глаз от приближавшихся врагов.

Немцы наступали нахально, но продуманно. Мурат отложил теперь уже ненужный, пустой автомат, достал из кобуры «ТТ», в котором оставались последние восемь патронов. Семь для фашистов, а восьмой... Холоден лик смерти. Бескровные, словно бумага, лица немцев, сливаясь воедино, вытянулись в длинное белое полотно. «Это же мертвецы», — подумал Мурат. Ему померещилось, что это бесплотные тени, чьи души унеслись бог знает куда.

Опомнившись, комбат крикнул:

— Огонь!

Лесную опушку окутал едкий пороховой дым. Залп не ошеломил немецкого офицера. Стараясь не задерживаться на открытом месте под пулями, он погнал вперед поредевшую цепь солдат. Визгливым, сверлящим криком поднял припавших к земле.

Подошел Маштай, посланный подогнать отставших, подводы и пушки. Он обрадовал командира известием, что вторая рота догнала их. Только от Кускова, оставшегося в засаде, все еще нет никаких известий.

К Мурату вернулись силы. Начался ожесточенный неравный бой. Батальон сопротивлялся, укрепившись на холмах, покрытых редкими молодыми березками. Кончики тоненьких веточек, покрытых ледком, позванивали, как хрусталь. У подножия холмов сутулились четыре домика, какие-то сараи без крыш, за ними укрылись подводы, пушки встали на огневую позицию. Бойцы вновь окопались в снегу, стреляли из-за берез. Немцы несколько раз с невиданной злобой кидались в атаку, не давали русским перевести дыхание. За каждой отбитой атакой немедленно начинали новую.

Нелегко удержать превосходящие силы противника. Большие потери несет вторая рота на правом фланге.

Мурат отправился туда. Пока добежал, — немцы пошли в атаку. Советские бойцы не выдержали, дрогнули, по одному поднимаясь с земли, бежали очертя голову.

Командир роты, стоя во весь рост, размахивал пистолетом, кричал, но не мог остановить своих людей. Увидев разъяренного комбата, солдаты, забыв о страхе, остановились.

— Куда вы?.. Вперед! — зычным голосом кричал Мурат.

Разорванная цепь вновь соединилась в одно целое. Прибежал взволнованный Дулат. Присев на корточки, шепотом, чтобы никто не слышал, сообщил: