Шрифт:
— Карун, солнышко, ну давай же! Вот так, отдыхай. Поспи. Всё пройдёт.
Едва дыша, я села за руль и захлопнула дверцу. Сидение было ещё тёплым от его задницы. Спокойно. Обошлось. Но меня трясло. Я сжала цокающие зубы и медленно включила двигатель. Мы проехали пуня два, и мне пришлось признать, что я не в состоянии вести. Я завела мобиль по грунтовке в кусты, вышла и села на землю. Я какое-то время сидела, прислонившись спиной к колесу и сжимая в руках тяжёлый и неповоротливый пистолет Каруна. На мою руку он явно не годился, но так я ощущала себя хотя бы спокойнее.
— Санда..?
— Ты как?
— Хреново, но уже переносимо, — хрипло и тихо ответил он.
Я улыбнулась, вставая с карачек, а потом обошла мобиль сзади, открыла вторую пассажирскую дверь и крепко обняла его за голову.
— Чтоб ты больше никогда не смел пересиживать за рулём дольше меня, понял?! Иначе я тебе сама голову оторву, — прорычала я.
Если он умрёт, я, наверное, тоже умру… Второй раз я этого не вынесу.
Но и после этого мы ехали без остановок. Карун чувствовал себя по-прежнему неважно, однако держался спокойно и даже отстранённо — может быть, он просто уже слишком устал, чтобы тратить силы на что-то, кроме самого необходимого — моргания, экономных движений по рулю и педалям. О своём состоянии я не задумывалась. Наверное, оно было таким же, но я приказала себе думать только о выживании и больше ни о чём. В попытке отдавить хвост самым сильным людям Мира кто-то из нас должен был сохранять присутствие духа. Впрочем, погони мы не замечали. Мы не замечали вообще никого, и, кажется, мы оказались правы насчет Предгорья — но пройдет некоторое время, и круг поиска станет шире, а потом ещё шире. Сил даже всего КСН не хватит для одновременного охвата всех уголков Мира. Рано или поздно они находят всех, а потому не слишком-то налегают на лавинообразность. Они чистят Мир по зонам, по частям. Пока мы немного опережали их — но только ценой неимоверных, почти запредельных усилий. Расслабляться не стоило.
«Дольше пяти дней «вышки» этот Тайк не выдержит», — хмуро сказал Карун. Но это максимум. А минимум — он уже сломан. Тогда их подозрения оправдаются: один из пропавших — бриз. Каким образом они сменят тактику? Или её уже сменили? Игра вот-вот пойдёт на часы?
Лешую реку мы пересекли следующей ночью, на самой границе Плоскогорья, пунях в восьмидесяти севернее городка Дитры, который мы снова объехали (Карун нервничал — он не объяснял, в чём дело, но я догадывалась, что его тактика «огородных уходов» уже должна была быть раскрыта — и вопрос стоял лишь в скорости охвата всех тропинок неусыпным оком КСН). Моста тут не было. Были лишь пологие берега, усыпанные серой крапчатой галькой и унылым плавником — ободранными стволами, корягами и невесть откуда принесёнными ржавыми рельсами. Лешая текла среди этого разора мелкой, не глубже двух поперечных ладоней, широкой лентой — едва сойдя с Гор и ещё почти горная, но уже растерявшая всякий запал. Только в паводок она срывалась — но дальше уже были равнины, плотины и элекстростанции, ирригационные системы и мощные промышленные районы Южных Пальцев… Мы перехали Лешую по дну, опасно замирая над ямами и пару раз зацепив осью за плавник. Потом, на западном берегу, старая, усыпанная галькой и поросшая камнеломкой, колея пошла вгору, и человеческое жильё нам больше не встречалось. Началось Плоскогорье.
Целый день мы поднимались всё выше и выше. Колея вилась серпантином, иногда пропадала, иногда на ней виднелись куски асфальта или лысая бетонка. На обочинах росли колючки и одинокие буки, а потом и они исчезли.
Я никогда не была в этих местах и даже не думала о них — они навечно были в моём сознании некой пограничной зоной, нейтральной территорией Мира, и, на самом деле, куда более загадочной, чем жаркая и пыльная пустыня Бмхати с её отщепенцами и чудиками. Но тут, над ветрами и под сумерками севера, царила невидимая рука летающих людей. И люди их избегали…
Миновав Красные горы — череду унылых мистических сопок на границе Низин и собственно Плоскогорья, мы ехали по дорогам, брошенным, наверное, уже столетий шесть. Они были переломаны корнями и травами, с раскрошившимся слоем, но всё ещё пригодны для езды — их прокладывали в те короткие периоды, когда аллонга пытались закрепиться в этом богатом ископаемыми, но чужом для них регионе — а потом люди снова уходили, оставляя следы неудавшихся экспансий зверям и птицам. Вокруг нас простиралось невероятное запустение — каменистые просторы, поросшие редкими кривыми деревцами, в бородах мха и лишайника. И лишь изредка — подчеркивая уныние — мелькали глубоко заброшенные следы человеческого присутствия. У нас уже не было сил, иногда мне казалось — вообще никаких, даже последних, даже самых запасных, но мы решили держать пусть и небольшой, но хотя бы стабильный темп езды. Дальше, дальше, куда угодно от Мира… В любые дебри. Но Острова не показывались на пасмурном небе. Хотя ещё не миновал Месяц Раздумий, в воздухе запахло осенью и даже, быть может, зимой. Холодный ветер гнал сухие листья и низкие тучи над головой. Раз пошёл дождь. Карун сказал, что в таком сумраке по незнакомой местности ехать не сможет, да и неохота следы оставлять, и мы час или два сидели в темноте, выключив все приборы и слушая тихий стук капель по крыше мобиля. Мы не разговаривали, а потом я увидела, что Карун спит. Я сложилась калачиком и тоже уснула. Позже земля подсохла на пронизывающем ветру, и мы снова тронулись в путь.
Через сутки сел последний аккумулятор.
На позитивный ответ я не надеялась. И всё-таки я предложила не бежать бегом, а ещё раз переночевать у мобиля. Как ни странно, Карун согласился. Вытащив кресла из салона, мы кое-как забросали мобиль лапником, потом выпили остатки дряного холодного кофе с окаменевшими бутербродами и улеглись среди камней. Вокруг нас стояла гробовая тишина, мы лежали обнявшись и ни о чём не думали.
— Забавная у нас вышла Неделя Радости: погони, стрельба, полдесятка трупов…
— Шесть. Не полдесятка.
— Нельзя быть таким занудой, — проворчала я.
— В этом деле нужна точность, — неуловимо серьёзно поддел он меня.
— Хорошо. Тогда в косвенные жертвы запиши ещё бедного Тайка, твоего шефа и ещё парочку неудачников.
— Ну тогда ещё да Луну, контролёра на мосту и половину бюро, где я работал.
Я хихикнула.
— По-моему, вполне закономерное начало семейной жизни самой чудовищной парочки Мира.
Карун улыбался.
То, что он выдал после этого, заставило меня утратить дар речи. На самом деле, как мне кажется, он нередко думал про кучу вещей одновременно и, когда какая-то из его идей достигала критической массы, он выдавал её на поверхность. Но поскольку на его физиономии крайне слабо отражалось, о чём именно он думает, я всякий раз смущалась от непредсказуемости его реплик. Так вот, он улыбнулся и вдруг с совершенно серьёзным лицом сказал:
— Санда, послушай… если мы всё-таки доберёмся туда, куда мы пытаемся… и если нас всё-таки пустят в Адди… вдруг, ну если всё-таки пустят… Ты родишь мне рыжего?
— Ты… правда этого хочешь?! — изумлённо закричала я.
— Да. Я очень хочу от тебя ребёнка. Хочу нормальную человеческую семью.
— Попробую, — смущенно пробормотала я.
Странно, но эта мысль не показалась мне такой уж дикой — что, если мы все-таки выживем, у нас могут быть дети. Боги… Родить ему нового человека. Маленького не знаю кого по имени да Лигарра. Однажды позволив этой мысли заполнить себя, я уткнулась носом в его плечо и улыбнулась. Мне уже вообще никакие мысли не казались невозможными — а от этой мне стало невыносимо тепло и хорошо… Я хотела этого. Родить ему ребёнка. Быть пузатой. Жить и не бояться удара из-за угла. Со мной уже столько всего произошло за этот месяц, что некоторым людям этого бы хватило на всю жизнь. Но я представила себе этого маленького человечка, розового, слюнявого и совершенно моего — и это вдруг вернуло мне точку опоры. Цель, ради которой стоит выжить. Хотя вряд ли, конечно, у нас получится бриз. И уж точно не рыжий, улыбнулась я про себя. Но если он хочет… вдруг? Ведь я же сайти с полноценным Даром.