Шрифт:
1979
* * *
Запутавшийся в чем-то главном,Я ничего не понимаю,На прошлое я строю планы,О будущем воспоминая.Меня не сыщешь в настоящем,Где, переполненный слезами,Я на судьбу смотрю просящеПочти собачьими глазами.1979
* * *
Ветку рукой отводил и наткнулся на почку.Что-то такое знакомое вдруг проскользнуло.Когда еще так вдруг дрожала рука у меня?Когда еще так осторожно я пальцами гладилИ еле заметный рукой обходил бугорок?Еще раз потрогал… Ах, да, ну конечно, конечно —Я все позабыл, а рука все тоскует и помнитО родинке милой на белом плече.1986
* * *
Проулками от Домского собораИду едва знакомою дорогойСквозь гул и шелест баховского бора.Все это одному мне слишком много.Весь этот город, распоровший небо,Застыл под проливною черепицейКак некая великая победа —Он будит мысль и не дает забытьсяНо мне не разобрать, о чем кричатВсе эти лица, улицы и зданья —Вновь пустота у левого плечаРастет и принимает очертанья.Я к ней привык — к печали еженочной,Привык к молчанию и не держать под локоть,Отсутствие твое настолько прочно,Что я уже могу его потрогать.Не стоило куда-то уезжать,Укачивая память, словно зыбку,Когда не город вижу, а опятьСкамью под липой и твою улыбку.Побег мой провалился в самом главном,Теперь я это ясно понимаю —Отсутствие твое настолько явно.Что я его невольно обнимаю.Я знаю: жизнь — это целоватьВот эти плечи, волосы, коленки…И тротуаром узким, как кровать,Идем мы: я — от края, ты — у стенки. 1983
Я ТАК ХОЧУ ТУДА, В НАЧАЛО…
… Горестное чувство утеканья
Присуще нам, как зрение и слух.
Л. Григоръян1985
* * *
В. Коркия
1997
* * *
Твой телефон на сердце моемВыжжен. И все. И не будем о нем.Будет хирург мое сердце вертеть,Долго звонить он не будет хотеть,Долго, шнура распуская витки,Долгие будет он слушать гудки,И наконец-то в уставшие ушиВыдохнет худенький голос старуший:— Слушаю.— Умер товарищ один. Думали, можетРодным сообщим.— А у меня-то и нет никого,Поумирали. Ну, ничего.… Пальцем хирург мое веко поднял,— Карие, — сухо он в трубку сказал.— Может, и знала когда-то его.— Что ж, извините.— Ну, ничего. 1978
АМФОРА
Став на колени, словно пить хотел,У выхода античной анфилады,Черпал ладонью пепел и гляделНа глиняное сердце винограда.Есть нестерпимый зуд припоминанья,Когда застыл в предчувствии вины,Но слышен только гул из глубиныБездонного и зыбкого сознанья.Там что-то с совестью.Я был бесчеловечен.Забытая — я знал, что это ты,Когда поднял за худенькие плечиК своим губам и отпил пустоты. 1982
* * *
Есть великие боги, к которым взывает полмира,Есть старые мудрые боги, которым молятся целые континенты.Есть боги, которым поклоняются великие страны,Есть боги, которым подносят дары маленькие деревеньки.Есть бог, в которого верили только двое,А теперь один.1996
* * *
А.Т.
1978
* * *
Здесь, под высоким небом Танаиса,Я ехал в Крым, расстроен и рассеян,И сам не свой из-за какой-то дуры.И у друзей на день остановился,И дом купил, и огород засеял,И на подворье запестрели куры.Здесь, под спокойным небом Танаиса,Я перестал жить чувством и моментом.Я больше никуда не порывался,Я больше никогда не торопился,Возился с глиной, камнем и цементомИ на зиму приготовлял запасы.Здесь, под античным небом Танаиса,Зимой гостили у меня Гораций,Гомер, Овидий, Геродот, а летомРодные и приятели: актрисы,Писатели каких-то диссертаций,Изгнанники, скитальцы и поэты.Здесь, под ненастным небом Танаиса,Сначала долго, нестерпимо долгоТерпел я недороды, но в наградуОднажды все рассады принялись, и…Взошла любовь, Отчизна, чувство долга,И, наконец, душа, которой рады.Здесь, под бездонным небом Танаиса,Перед собой я больше не виновенВ том, что люблю мышленье и свободу:Вот дом, в котором я родился,Вот кладбище, где буду похоронен, —Всего минут пятнадцать ходу.