Шрифт:
1985
* * *
Заговорившись, за окраинуМы незаметно забредемИ вдруг откроем, как неправильно,Как безоглядно мы живем.И, осторожно сев на корточкиВ подножиях высотных сосен,Протягиваем белке зернышки,Как будто милостыню просим.1979
* * *
Что толку от того, что мы сильнее?Еще не устранились из игрыДеревья, пауки, стрекозы, змеи,Кузнечики, собаки, комары,Жуки, трава… Когда б себе позволил,То так и продолжал бы без запинки,Наверно, не назвав и сотой долиТого, что я увидел вдоль тропинки.Сейчас я поднимусь по косогоруИ задохнусь от запахов и гула,И ничего о том, что здесь был город, —Степь, словно рану, город затянула.Пусть нас слышней и на земле, и в небе,Но, как мы ни грохочем, через мигВновь слышатся сплошной широкий щебетИ копошенье шорохов живых.Когда проходят юные народы,Пустыни остаются за спиной.Горит твоя великая природа,Горит… неопалимой купиной. 1987
ХИЖИНА ПОД КАМЫШОВОЮ КРЫШЕЙ
1.Мы шли по степи первозданной и дикой,Хранящей следы промелькнувших династий,И каждый бессмертник был нежной уликой,Тебя каждый миг уличающей в счастье.Мы были во власти того состоянья,Столь полного светлой и радостной мукой,Когда даже взгляд отвести — расставанье,И руки разнять нам казалось разлукой.Повсюду блестели склоненные спиныСтудентов, пытавшихся в скудном наследствеВеков отыскать среди пепла и глиныПричины минувших печалей и бедствий.Так было тепло и так пахло повсюдуПолынью, шалфеем, ночною фиалкой,Что прошлых веков занесенную грудуНам было не жалко.Как много разбросано нами по тропамУлыбок и милых твоих междометий.Я руку тебе подавал из раскопа,И ты к ней тянулась сквозь двадцать столетийНо день пролетел скакуном ошалелым,И смолк наш палаточный лагерь охрипший,И я занавешивал спальником белымВход в хижину под камышовою крышей.И стало темно в этом доме без окон,Лишь в своде чуть теплилась дырка сквозная.«В таких жили скифы?»«В них жили меоты».«А кто они были такие?»«Не знаю»2.Костер приподнял свои пестрые пики,А дым потянулся к отверстию в крыше.По глине забегали алые блики,И хижина стала просторней и выше.В ней было высоко и пусто, как в храме,Потрескивал хворост, и стало так тихо,Что слышалось слабое эхо дыханий,И сердцебиений неразбериха.Для хижины этой двоих было малоОна постоянно жила искушеньемВместить целый род Ей сейчас не хваталоСтарух и детей, суеты, копошенья…И каждый из нас вдруг почувствовал кожейСтаринного быта незримые путы,И все это было уже не похожеНа то, как мы жили до этой минуты.Недолго вечернее длилось затишье —Все небо, бескрайнюю дельту и хуторВысокая круглая мощная крышаВбирала воронкой, вещала, как рупор.На глиняном ложе снимая одежды,Мы даже забыли на миг друг о друге,И чувства, еще не знакомые прежде,Читал я в растерянном взгляде подруги.И ночью, когда мы привыкли к звучаньюЦикадных хоров и хоров соловьиных,Мы счастливы были такою печалью,Какую узнаешь лишь здесь, на руинах.3.«Родная, ведь скоро мы станем с тобою —Легчайшего праха мельчайшие крохи —Простою прослойкой культурного слояТакого-то века, такой-то эпохи».«Любимый, не надо, все мысли об этомВсегда лишь болезненны и бесполезны.И так я сейчас, этим взбалмошным летом,Все время, как будто на краешке бездны.»«Родная…»В распахнутом взоре незрячемУдвоенный отсвет небесной пучины,«Родная…»Ее поцелуи и плачиУже от отчаянья неотличимы.Мы были уже возле самого края,И жить оставалось ничтожную малость.Стучали сердца, все вокруг заглушая,И время свистело, а ночь не кончалась.Казалось, что небо над нами смеетсяИ смотрит в дыру, предвкушая возмездье.И в этом зрачке, в этом черном колодцеМерцали и медленно плыли созвездья.И мы понимали, сплетаясь в объятьях,Сливаясь в признаньях нелепых и нежных,Всю временность глиняных этих кроватейИ всю безнадежность объятий железных.5.Нам счастье казалось уже невозможным,Но что-то случилось — тревога угасла,И мы с тобой были уже не похожиНа тех, кем мы были до этого часа.Пока ты разгадку в созвездьях искалаСлепыми от чувств и раздумий глазами,Разгадка вослед за слезой ускользалаК губам и щекам, и жила осязаньем.И я, просыпаясь и вновь засыпая,Границу терял меж собой и тобою,И слезы губами со щек собирая,Я думал: откуда вдруг столько покоя?Что это? Всего только новая прихотьГлядящей в упор обезумевшей ночиИль это душа, отыскавшая выход,Разгадку сознанью поведать не хочет?Но даже душою с тобой обменявшись,Мы все ж не сумели на это ответить —Два юных смятенья уснули, обнявшись,Спокойны, как боги, бессмертны, как дети. 1986
* * *
Нам некогда за город — суета,Но все же видно — осень наступила:В ларьках уже подогревают пиво,И меж домов зияет пустота.Ростов сегодня светел и печален,И мы почти невольно отмечаем,Что человек, курящий у лотка,Старик, который тихо денег просит,Шофер у своего грузовика,И почтальон, что пенсии разносит,И женщина, что вам кричит: «Пока!»,И мамина увядшая рукаНапоминают осень. 1978
ЗАКАТ
Смываю глину и сажусь за стол,За свой рабочий стол возле окна.Блестит Азов, а розовый РостовПо краю быстро схватывает тьма.Светило плавит таганрогский молИ расстилает алую кайму.Ростов в огнях, а розовый АзовЧерез минуту отойдет во тьму.Еще блестят верхушки тополей,Но их свеченье близится к концу.С последней зыбкой кучкою тенейПлывет баркас по Мертвому Донцу.Смыкает мрак широкое кольцо,В котором гаснет слабый отблеск дня,И вот мое спокойное лицоГлядит из черных стекол на меня. 1984
* * *
Приехали гости — пойду зарублю петуха.В таз рухнет осенний букет, перепачканный кровью,Я сплюну с досады, ругнусь, чтоб никто не слыхал,И к речке сойду по тропе, занесенной листвою.Неужто навеки жизнь будет не жизнь, а живот?Я вновь задохнусь от внезапно нахлынувшей злобы.Неужто наш дух никогда эту цепь не порвет,Которой он связан, как пес, с конурою утробы?Ведь я до сих пор разволнован грехом пустяковым.Но что же мне делать, не смог я придумать опять.Делянку щипать? Чтобы снова шипели чертковы:«Не стыдно ли вам комара на щеке убивать?»И трону я травы рукою, и вновь удивлюсь,Что в мяте и доннике сердце стучит молодое,И если ты скажешь, что это — мой собственный пульс,Отвечу: «Конечно». Но мне станет скучно с тобою. 1984
* * *
У гадючьих камней заалела эфедраВлажный воздух так свеж, будто только рожден,Тяжко дышит земля — в сокровенные недраВскрыты поры — все дышит прошедшим дождем.Вкруг цветов и деревьев упругие глыбыТеплых запахов — глыбы висят и дрожат,И мне страшно от мысли, что мы ведь могли быНе прийти в этот светлый сверкающий сад.Разве мог догадаться я сумрачным утромВ наших дрязгах, взаимных обидах, что днемБудет воздух гореть сквозь пары перламутромИ глаза разгораться веселым огнем.Я забыл, что я был пессимист и придира,И невольно к душе подступает сейчасОщущенье великой гармонии мира,На меня нисходившее несколько раз. 1985
ПОЖАР
Вот недолгой отлучки цена.У дверей — обгоревшая свалка…Стены целы, и крыша цела,Но внутри… Ах, как жалко! Так жалко,Словно я потерял средь огняДорогого душе человека.В этой кухне была у меняМастерская и библиотека.Всюду лужи, развалы золы,И лишь книги одни уцелели:Плотно стиснуты, словно стволы,Только вдоль по коре обгорели.Вещи сгинули или спеклись,Как забытые в печке ковриги,Потолок прогорел и провис,Но не рухнул — оперся на книги.Черт с ней, с кухней, ведь я не о том,Речь идет о задаче поэта:Этот мир с виду прочен, как дом,Но внутри… Ты ведь чувствуешь это.Этот запах притих в проводахИ в никчемных пустых разговорах,И в провисших сырых небесах,И в глазах чьих-то серых, как порох.Пламя только таится, оноЖдет момент, когда б мы приумолкли.Этот мир уже б рухнул давно —Его держат книжные полки. 1984
* * *
Осень реку покрыла своим стрекозиным крылом,И на комьях земли появились значки слюдяные,И собаки стоят на кургане и, как неродные,Смотрят вскользь, озираются, рыщут с поджатым хвостомГде последний кузнечик последнюю очередь бьетПо остывшим камням, по мишеням пустой паутины,Я тревожно брожу и веду нескончаемый счетВсем потерям земли, в первый раз так открыто любимой.Жгут листву, и под ноги мне стелется медленный дым,Пролетит электричка, отпрянет с тропинки сорока,И на всем ощущенье уже подступившей беды,Я был часто один и мне не было так одиноко.Выбью двери ногой, но не сразу войду в этот дом,Где на всем еще эхо былого веселья и смехаРазожгу самовар, поиграю с приблудным котом,Соберу чемодан и пойму, что мне некуда ехать.