— А чародей то вовсе и не так силён!.. А ну, готовь сети, сейчас мы его… Да где ж сети то взять?! А у Яги спроси — у неё в хозяйстве чего только нет!..

Какой-то колючий шестиног поспешил по скрипучей лестнице, выпрашивать у Ягу сеть, а Ярослав, отбиваясь от надвигающихся ручищ, уже ступил под эту избу-замок; сразу густыми, холодными волнами нахлынула какая-то вековечная, промозглая сырость; здесь было душно, а в воздухе слышался некий, чуждый человеческому, древний говор, этого живого строения — но Ярославу было не привыкать — после того, что он видел в подземном царствии, и его уже мало что могло поразить. Безголовые истуканы, издав оглушительный, пронизывающий треск пригнулись, шагнули вслед за ним. Слышались разноголосые вопли:

— Окружай! Не давай ему уйти! У-ух позабавимся мы! Будут знать людишки, как ходить на наши праздники!..

Тогда Ярослав откинул в сторону шест, бросился к куриной лапище-колонне — и, не смотря на то, что фигура его клубилась по крайней мере метра в три высотою, не смог обхватить даже и незначительной её части. Да — силищи у Ярославы были огромные, но всё же недостаточные, чтобы вырвать эти, вросшие в землю, живые колонны — с титаническим усилием он дёрнул и изба слегка пошатнулась, раздались наполненные яростью и ужасом выкрики:

— А-а! Так вот что он задумал! Он избу выдрать хочет! Караул! Да хватайте же его! Бейте!..

Какие-то отчаянные, похожие на громадных, красноглазых ежей создания бросились на Ярослава, но он успел от них увернуться, и они со всего налёта впились своими полуметровыми, прочнейшими иглами в лапу-колонну. Произошло то, чего не мог сделать Ярослав — лапа была пробита, и плотным потоком брызнула из неё густо-чёрная, ядовитая, с шипеньем вгрызающаяся в землю кровь. Лапа избы сильно вздрогнула, и от её рывка разбежались по земле широкие, смрадным дымом бьющие трещины.

Как раз в это время, Оля, видя перед собой раскалённые, смерть сулящие длани, говорила негромким голосом:

— Нет — я пойду первой… А он пускай спит…

— Да — Её так её! Скорее! Уже в желудках урчит!..

Девушка прикусила нижнюю губу, пламень ещё ближе придвинулся к ней — вот сейчас должен был впиться в лицо, но тут изба передёрнулась и… язык пламени пронесся над Олиной головой, и уже без всякого порядка стал впиваться и в чудищ и в стены — разрослась плотная, невыносимая гарь.

Стены сильно вздрогнули, сначала разрослись до размеров небывалых, а потом сильнейшим рывком, в одно мгновенье сжались до размеров едва ли не первоначальных, так что все обожённые, пылающие, вопящие, мечущиеся чудища, были сбиты со всех тех многочисленных конечностей, на которых они передвигались — они полетели, столкнулись над Олиной головой, и так сильно было это столкновение, что они, оттолкнувшись друг от друга, словно мячики, отскочили обратно к стенам, и, словно тараны пробили их во многих местах.

В густых клубах дыма, можно было различить мечущиеся, воющие фигуры — они снова сшибались, приняв друг друга за врагов, сцеплялись в борьбе, или жалобы вопили; те, кто добирался до проёмов вываливался наружу.

Из всех чудищ, одна Яга не растерялась — во всяком случае не металась, но шагнула к печи, и, положив на неё свои уродливые ручищи, шипела какое-то заклятье — пыталась успокоить — но какой там! — после того, как чудища пробили стены, избу уже ничто не могло успокоить — она, судорожно дрожа, смогла вырвать лапы, и теперь то разрастаясь, то увеличиваясь, делала неверные шаги, вот-вот грозила рухнуть — внутри всё ходуном ходило; останки посуды перелетали то в одну, то в другую

Теперь Оля решила, что уже пора будить любимого, и шептала ему:

— Алёшенька, ты проснись, пожалуйста. Что же ты — не слышишь меня?..

А Алёша в это время уже находился в каменных лапах подземного властелина; и уже слышал о своей участи, знал, что скоро окажется на Стеклянном поле, и он, пылая, кричал, жаждал высвободиться, увидеть ещё раз Олю.

— …Жар… пёсик, родненький… как ты там?.. Мышкой стал… Ну ничего — не слишком ли повредили тебе?.. Если можешь, приди к нам, пожалуйста, постарайся путы перегрызть…

А Жар, который был теперь лишь маленькой, огненной окраски мышью уже оказался рядом с нею, и стал перетирать острыми зубками сдерживающую её верёвку…

Когда изба вырвалась из земли, то чудища бросились они к проходу в подземное царство, и там, конечно, сразу началась давка: вопили, отбрасывали друг друга, а сзади слепо напирала изба. Вот стены её резко расширились и тогда многие были сбиты со своих конечностей (и, конечно при этом ещё возросла паника); потом стены сжались и тут же были пробиты изнутри воющими, обожжёнными фигурами. Из пробоин густо повалил дым, изба сделала несколько резких, судорожных шагов навалилась на частокол, и частокол затрещал, был проломлен. По двору метался громадный, клыкастый рот на тоненьких, но сильных ножках, и надрывался в соответствии со своими размерами: