Я спустился в кухню. Марша старательно месила тесто, со всей силы. Злится еще. Взял чайник и налил кипяток в кружку. Марша делала вид, что меня здесь нет. Насыпал сбор из лесных растений. Уважаю такие травяные сборы, и вкусно и полезно. Но все это, конечно же, дело привычки. Я вот с детства лесные травы люблю, мать приучила, а сестре не нравится. Каждый раз делает такое лицо, будто проглотила кислоты, и сочувственно на меня поглядывает. Впрочем, я и ее заставляю иногда пить сборы, ей полезно, а она не понимает. Нет, есть и неприятные на вкус травы, но тоже чем-то полезные. В этом было много липового и смородинового листа. А особенно они хороши почему-то именно в глиняной посуде. Эту кружку, например, лепила моя сестра. И довольно хорошо вышло. Ну, на дворцовом приеме ее не предложишь гостям, а вот дома — то, что надо. Марша так и месила тесто. Отхлебнул немного горячего и, небрежно опершись рукой о стол, заговорил.

— Знаешь, Марша, говорят, если тесто месить со злобой, оно не поднимется.

— С чего вы взяли, что со злобой, господин?

— С того. Не обижайся, Марша. Признаю, я немного погорячился. Кхм, даже не немного… Но не надо ничего трогать в лаборатории. Это еще хорошо, что я недавно проводил опасный опыт и поставил многоуровневую защиту, она не пригодилась а снимать я ее не стал, поленился сразу, да и забыл потом. — я вспомнил лекцию Элизы о том, что лень — очень полезное качество, и улыбнулся, — Понимаю, ты хочешь как лучше. Я уже привык, что ты моешь полы и протираешь пыль, хотя я и не прошу, но трогать баночки всякие не надо. Это ведь не кухня, где от того, перемешались ли специи жизнь не зависит, да и то бывает… Ты же не хочешь моей смерти?

Марша оторвала от рук прилипшие куски еще не готового теста.

— Вэлмир, прости меня! — серьезно сказала она и мне стало не по себе. Как-то странно слышать извинения вырастившего тебя человека, да к тому же намного тебя старшего. — Я часто у тебя прибираюсь, ты же иногда как оттуда выйдешь, словно зомби от усталости и сразу спать мертвецким сном. Вот в этот раз также. Пойду, думаю, приберусь в лаборатории, пока тебя нет, чтобы ты в чистый дом вернулся. Прибралась, а на выходе будто бес остановил. Думаю, посмотрю эти… хлам твой. Любопытно же чем ты там занимаешься! Смотрю — одинаковые. А что — лишняя баночка не лишняя!

Интересно, это возраст так сказывается? Хорошо, все-таки, что самые опасные вещества я держу под охранными заклинаниями.

— Ничего, с кем не бывает. Но впредь, Марша, пожалуйста…

— Конечно, Вэлмир.

Я допил настой одним глотком и вышел из кухни. Надо поставить в лаборатории на самом видном месте склянку с заспиртованной огненной ящеркой. Она там страшная получилась, с оскаленным для нападения ядовитыми клыками и раскрытой пленкой вокруг шеи. Так, с одной помирился. В принципе, помирился с Маршей, помирился со всем домом. Кроме Эл Тайн, но это отдельный случай. Делать нечего, воспитание, которое мне вбила мать, требует, чтобы я помирился и с ней. Боевой маг не может придумать, как помириться с чернокнижником. Отец бы долго смеялся.

Навстречу мне с лестницы спускался кот. Он спешил по своим делам, дико вытаращив зеленые блюдца глаз. Так спешил, что несся как ужаленный и имел сумасшедший вид. Но за четыре ступеньки до меня он замер с поднятой лапой, хотя было нелегко затормозить на такой скорости, и недоверчиво посмотрела мне в глаза.

Умные глаза у этого кота, даром что сумасшедшие.

— Ты что-то хотел спросить? — не удержался и вежливо спросил я.

Кот мотнул головой, будто съел не в меру кислый лимон и побежал дальше. Совсем, мол, с дуба рухнул, у кота такое спрашивать! Я улыбнулся ему в след.

Только ступил на второй этаж, как меня будто молнией шарахнуло. В горле пересохло, я не мог сдвинуться с места. С чердака доносились звуки арфы. Откуда? Кто?!

Кинулся на чердак, открыл дверь и был сражен на повал. В сумраке темной комнаты сидела Эл Танй рядом с арфой.

Меня больше поразило не то, что она играет, а то, что она играет именно на этой арфе. Как, как арфа смогла подпустить к себе Ай? Если она нарушила для этого энергетику артефакта, полностью перестроив его на себя, то сделала она это наверняка насильственным способом. А тогда от прежнего инструмента и артефакта не осталось ничего, одна оболочка. Внутри же совсем другое, и я догадываюсь что не очень-то светлое. Под прицелом арбалета не была написана ни одна хорошая песня. Только гимн гнева.

— Что ты тут делаешь? — спросил я, не в силах справится с яростью, наверняка обозначившейся у меня на лице.

— Э… сижу.

— Ты играла на арфе!

— Правда? Что-то я не заметила… — пыталась отговориться Ай, искусственно и нервно улыбаясь.

— Как ты посмела здесь появиться? Кто тебе позволил трогать арфу? Ты вообще соображаешь, что делаешь?!

— А разве не ты мне говорил, гуляй где хочешь, только в лабораторию не заходи?!

Поймала на слове. Хорошо, один ноль в её пользу.

— Мой промах. Но не смей больше появляться здесь. И тем более, не прикасайся к арфе.

— Сдалась тебе эта арфа! И что такого, что я на ней поиграла? Больно тебе?! Медведь на ухе поплясал, так не завидуй!

— Я не завидую, — сжав зубы, сказал я, — Эта арфа не просто инструмент и ты со своей магией не смей к ней даже приближаться, ясно тебе?

— Да что ты раскомандовался?! Туда не ходи, это не тронь! Я кто, в конце концов?!!

— Пленница.

— Ах, теперь я значит, пленница?!! Да?! Какого Карата??! Я ж только что вроде гостья была! — продолжала издеваться она, — Ну и короткая у вас, мужиков, память!