Шрифт:
— Довольно! — резко оборвала его Ира. — Я не желаю о ней слышать!
— Что поделаешь, если у меня навязчивые идеи, — возразила я. — Чувствую, что тут собака не зарыта, и всё тут.
Горбун только взглянул на меня, однако в его глазах промелькнула такая мука и даже обречённость, что я растерялась.
Я ещё немного посидела в кресле, пытаясь перебороть себя, но всё-таки встала.
— Не могу я так! — не выдержала я. — Пойду, поищу, что там почило.
Ира фыркнула и поспешила пересесть в моё кресло.
— Только, пожалуйста, ищи подольше, — откровенно попросила она.
Я предвидела, что она не встанет независимо от того, скоро я вернусь или не скоро, поэтому не стала прислушиваться к её просьбе, а молча пошла навстречу ветру.
— Ты ничего не выбрасывала в помойку? — запоздало задала я естественный вопрос, который должен был у меня возникнуть прежде всего.
— Не в помойку, а в компостную яму, — поправила меня Ира, которая считала себя опытным садоводом, хотя до сих пор ничем не доказала этого звания. — Ничего не выбрасывала. Даже сорняки. Ты ведь ещё не выполнила обещания помочь мне привести участок в порядок.
Проблема с запахом не стояла бы передо мной, если бы в домах не было канализации и на участках стояли непритязательного вида кабинки. В таком случае я ни за что не ринулась бы на поиски и не стала привлекать всеобщее внимание к слабому запаху, неважно, с какого участка он доносился бы. Но кабинок нигде в округе не существовало, в яму бросали только выполонную траву, так что воздух должен быть безупречно свеж.
— Стойте, Жанна! — хрипло окликнул меня горбун, хватая за руку. — Не ходите туда!
Хватка у него была железная.
— Пустите меня, мне больно, — попросила я.
Больно мне не было, но было неприятно чувствовать себя, словно в оковах.
— Извините, — смутился Дружинин, неохотно отпуская мою руку.
— Что случилось? — осведомился Ларс, быстро подойдя к нам и давая понять, что готов вмешаться, если горбун позволит себе какую-нибудь вольность.
— Кажется, я знаю, что случилось, — тихо пробормотал Дружинин.
— Я вас не понимаю, — признался датчанин, пожимая плечами.
Горбун повернулся ко мне.
— Вернитесь на веранду, Жанна, — требовательно сказал он. — Пойдёмте, Ларс.
Я послушно отошла, охваченная тревогой, а Дружинин подхватил грабли, прихрамывая, обошёл цветник и приблизился к яме. Ларс нерешительно плёлся следом.
— Что там происходит? — лениво спросила Ира.
В это время горбун осторожно пошевелил граблями в яме и резко выпрямился, что-то сказав Ларсу. Писатель опасливо взглянул вниз и в ужасе отпрянул.
Ко мне тотчас же пришла страшная догадка.
— Ира, мне кажется, они нашли Мартина, — прошептала я.
Ира побледнела, приподнялась в кресле и бессильно упала обратно.
— Это ужасно! — проговорила она одними губами.
Прежде, глядя на горбуна, я бы подумала, что он превосходно владеет собой, но сомнения, посеянные Ларсом и Ирой, заставляли меня заподозрить, что полное спокойствие в трагических ситуациях проистекает от душевной чёрствости или от каких-то ещё более тёмных свойств души. От его холодного неприступного вида меня стала пробирать дрожь.
— Я вижу, вы уже всё поняли, — отметил он, подойдя и скользнув по нашим лицам настороженным взглядом.
— Его убили? — хрипло спросила Ира.
Он кивнул и оглянулся на бледного, как привидение, Ларса, с трудом доплетшегося до веранды.
— Убили и скинули в яму, а сверху забросали травой, — объяснил горбун. — Извините за сравнение, Жанна, но у вас чутьё, как у собаки.
Ира встала, но Дружинин опередил её намерение.
— Вам не надо смотреть на него, Ирина. Он… очень изменился.
Странно, что неприязнь, которую горбун питал к моей подруге за погубленную жизнь Мартина, никак не отразилась ни в его взгляде, ни в голосе. Наоборот, казалось, он был преисполнен сочувствия к ней, словно к верной жене, потерявшей любимого мужа. Да, Ларс был прав: притворяться горбун умел мастерски.
— Он совершенно раздут, — проговорил датчанин, морщась от подкатывающей к горлу тошноты и мотая головой.
— Прекратите, Ларс! — одёрнул его Дружинин.
— Он весь коричнево-зелёный, — как невменяемый, твердил Ларс. — А мух там, словно на навозной куче.