– Папа, ты коллаборационист, – сказала Аня, когда Иван отдал эльфу мундир и получил вознаграждение (платой его было бы называть неправильно, эльфу ничего не стоило забрать мундир просто так и уйти). Но эльф расплатился неожиданно щедро – и оккупационными рублями, и несколькими мешками продуктов, которые, сопя, притащил мелкий, способный пройти в дверь тролль. И даже обрезки эльфийского шелка позволил оставить себе.

Они первый раз за месяц сели за стол, на котором всего было вдоволь. И вот сопливая девчонка, которая по причине оккупации даже в школу отказалась ходить – целыми днями висела на телефоне или валялась на диване, читая книжки, смотрит отцу в лицо и говорит чужие, услышанные от кого-то слова.

– Во Франции во время Второй мировой таких еще называли вшисты, – сказала она, набивая рот картошкой. – Потому что относились к ним как к вшам. А у нас их называли полицаями и вешали.

– Марш из-за стола, – сказал Иван. – Или ты собралась есть еду коллаборациониста? Кстати, во Франции говорили не вшисты, а вишисты. По названию города, где располагалось марионеточное правительство. А вошь по-французски – ле поукс.

Надо же – всплыло со школьных времен! С какого-то адаптированного текста из времен мушкетеров и королей…

Аня вскочила и выплюнула на тарелку пережеванное пюре.

– Расплевалась тут! – не удержался Иван. – Иди еще рот мылом вымой! Вшисты… Двоечница! Неуч! Дармоедка! Из-за таких дур и дураков нас и завоевали!

Аня и впрямь бросилась в ванную комнату. Зашумела вода.

Ольга страдальчески посмотрела на мужа.

– Пусть посидит голодная, – сказал Иван. – Полезно… Соль передай!

Мясо и так было соленым, но он упорно тряс солонкой над тарелкой, пока не понял, что натряс уже целую горку редкостной по нынешним временам приправы.

Тогда он запустил солонкой в стену.

Теща встала, вышла в коридор и принялась невозмутимо убирать осколки и разлетевшуюся соль. Из ванны доносилось бульканье – Аня полоскала рот.

– К ссоре, – сказала Ольга. – Соль просыпать – к ссоре.

Иван молча ел пересоленный бифштекс.

– А ты знаешь, что они даже не млекопитающие? – спросил Леонид.

– Слышал, – коротко ответил Иван, разглядывая почти готовый мундир.

Леонид обижался на него почти два дня. Потом перестал. Ивану вообще казалось, что люди стали в целом добрее друг к другу, словно общая беда сплотила всех. Нет, конечно, он слышал про банды, про убийц, насильников, грабителей. Никуда они не делись. Но вот обычные люди, в жизни бывавшие склочными и нетерпимыми, стали добрее.

Неужели для этого нужны были эльфы?

– А я видел, – сказал Леонид, тяжело наваливаясь на стол. – Мы препарировали нескольких. Они, конечно, изрядно эволюционировали. Скажем, дыхательные мешки у них похожи на легкие. Верхнее сердце многокамерное. Но они насекомые. У них рудименты экзоскелета… а у троллей – так он полностью сохранился. А у эльфиек паутинные железы. Этот твой шелк – это всего лишь паутина, которую эльфийки выдавливают из особых желез над анусом.

– Пауки – не насекомые, – сказал Иван.

– Так и эльфы – не совсем насекомые.

Иван смотрел на мундир, лежащий между ними. Все было уже хорошо. Все было совершенно, идеально – даже по самым строгим стандартам эльфов.

Как можно улучшить совершенство?

– Я ведь не утверждаю, что эльфы и прочие твари развились из пауков или тараканов, – говорил Леонид. – Скорее это еще одна ветвь эволюции, параллельная нашим насекомым, но пошедшая по пути увеличения размеров и ставшая разумной. Где-то там, в мезозое, у них, может, и есть общий предок… а сейчас эльф скорее похож на нас, чем на мокрицу или шелкопряда. Ирония судьбы, да? Будь они противнее внешне, может, мы и дрались бы с ними до конца…

– И все бы погибли.

– Их ведь не так много, – сказал Леонид. – Миллионов десять эльфов. Миллионов сто орков и троллей. Причем без эльфов они мало на что годны, даже тролли. Сильные, но тупые. При вторжении, кстати, люди положили миллиона три эльфов. Четверть от общего количества, представляешь? Ну, положим, один миллион – это те два корабля, которых накрыла наша термоядерная бомба. А два миллиона – в честном бою. И орков-троллей без счета. Штаты полгода сопротивлялись, Германия – четыре месяца. Говорят, у нас Норильск месяц оборонялся. Они на морозе, конечно, медлительнее становятся, но все-таки… Какой-то Норильск – целый месяц. Нашлись решительные люди – дали отпор.