–  Merci, мне не надо денег, - соврал Карташев. - Понимаешь, в чем дело... Я ничего не понимаю, что читают на лекциях...

–  Только-то... смущаться от таких пустяков... а я совсем решил не ходить на лекции.

–  И я сегодня решил то же самое.

–  Я никогда не сомневался, что ты умный человек, - снисходительно ответил Шацкий.

–  Понимаешь, какой смысл ходить...

–  Понимаю, понимаю...

–  ...когда ничего не понимаешь...

–  Понимаю, понимаю.

–  Надо сначала дома будет поработать, чтоб приучиться понимать, по крайней мере, этот китайский язык.

–  Не стоит, мой друг.

–  Ну, как не стоит? - надо же когда-нибудь...

–  Ничего не надо. Поверь мне, что порядочному человеку ничего этого не требуется... Вот: порядочные манеры, хорошие знакомства, уметь фехтоваться, верхом ездить, записаться членом яхт-клуба, - это я понимаю. Кстати, ты читал "Рокамболя"?

–  Никогда.

–  Очень и очень милая книга. Хочешь, почитаем вслух.

–  Ерунда ведь.

–  Никогда. Очень тонкая штука и знание большого света... Хочешь? Попробуем.

И Шацкий, улегшись на другой диван, взял "Рокамболя" и начал читать. Пробило час, два, три, четыре, пять, пока, наконец, приятели оторвались от чтения.

–  Такая чушь, - сказал, потягиваясь, Карташев, - а не оторвешься.

–  А-га! Я тебе говорил. Теперь отправимся к Мильбрету и после обеда опять за чтение.

–  Отлично.

По возвращении с обеда приятели опять расположились на диванах и продолжали чтение. Когда в коридоре пробило восемь часов, Шацкий отложил книгу и сказал:

–  Ну, а теперь, Артур, пора в театр.

Карташев нерешительно встал, нерешительно оделся вслед за Шацким и только на лестнице сделал слабую попытку воспротивиться:

–  Что ж это - каждый день?

–  Мой друг, что за счеты между порядочными людьми.

И, покатившись от смеха, Шацкий схватил за руку смеявшегося Карташева и весело потащил его за собой по лестнице.

–  Надо хоть pince-nez купить, - сказал Карташев, - а то плохо видно.

–  А-а... это необходимо!

–  А ты?

–  Я хорошо вижу, мой друг.

Раздевавший их у Берга солдат назвал Карташева, как и Шацкого: "Ваше сиятельство".

–  Ты отчего же угадал, что он тоже граф? - спросил Шацкий.

–  Помилуйте, ваше сиятельство, сразу видно, - ответил солдат.

И, рассмеявшись, друзья отправились в буфет. Карташев на ходу вытер свое pince-nez и, надев его на нос, почувствовал себя очень хорошо и устойчиво. Ему показалось даже, что у него явилось такое же выражение, как у того студента с белокурыми волосами. Теперь и он мог бы так же свободно и спокойно идти куда угодно. Он не мог отказать себе в удовольствии проверить свои ощущения и, направясь в ту сторону буфета, где стояло зеркало, окинул себя внимательным взглядом.

–  Хорош, хорош, - проговорил Шацкий, - красавец... по мнению коров, добавил он вдруг.

–  Надеюсь, ты не завидуешь? - спросил Карташев, смутившись и не найдясь, что сказать.

–  Мой друг... преимущество глупости в том, что ей никогда не завидуют.

Карташев обиделся.

–  В чем же проявляется моя глупость?

–  Человек, который не проявляет ума, тем самым проявляет свою глупость.

–  Ну, а ты чем проявляешь свой ум?

–  Тем, что переношу терпеливо глупость.

–  Свою?

–  Все равно, мой друг, не будем говорить о таких пустяках.

–  Не я начал, ты...

–  Еще бы... Начинают всегда старшие, а младшие им подражают.

–  Ну, уж тебе я не подражаю.

–  Мы, может быть, оставим этот разговор и пойдем в партер?

–  Как хочешь.

–  Так мил и великодушен... comme une vache espagnole...*

______________

* как испанская корова... (франц.)

–  А ты остришь, как и подобает такому шуту, как ты.

–  Ты сегодня в ударе.

–  А ты нет.

–  При этом мы оба, конечно, правы, потому что оба врем.

–  Ах, как смешно, - пожалуйста, пощекочи меня.

–  Мой друг, стыдно...

–  С тобой мне ничего не стыдно, - покраснел Карташев.

Шацкий сделал пренебрежительную гримасу.

–  Ты груб, как солдатское сукно.

–  Я тебя серьезно прошу, - вспыхнул и запальчиво заговорил Карташев, прекратить этот дурацкий разговор, иначе я сейчас же уеду и навсегда прекращу с тобой всякое знакомство.