Шрифт:
13
– Это же настоящая лавка чудес! – воскликнул Билли.
Небольшая комната казалась тесной из-за многочисленных столиков, ниш, стеклянных горок, шкафчиков и полок, на которых было разложено, а скорее, просто беспорядочно свалено целое собрание музейных экспонатов. Деревянные ящики, наполненные морскими раковинами, соседствовали тут с распятой на дощечке засушенной бабочкой, чьи алые крылья превышали размером человеческую ладонь.
На одной из полок они обнаружили стеклянную банку с мумифицированной головой – то ли человеческой, то ли обезьяньей. Имелась тут и целая коллекция стеклянных глаз. С потолка на проволоке свисал крокодил. В углу, прислоненный к стене, стоял огромный витой клык нарвала и несколько ржавых гарпунов. Кроме того, Финн и Билли нашли индейский головной убор с перьями, обломок камня с одной ослепительно сверкающей гранью, полдюжины разных скелетов, сушеную летучую мышь, пыльное чучело одноглазого кота, невероятную композицию из громадной, похожей на сазана рыбы, прикрепленной к туловищу обезьянки.
Животные, растения, минералы – здесь имелось все, включая и воплощения абстрактных понятий, представленные деревянными моделями геометрических фигур. В комнате не оставалось ни одной незанятой поверхности. Даже стены и потолок являли собой подлинный шедевр лепщика и были густо покрыты прихотливым переплетением цветов, фруктов, животных и птиц. Билли откашлялся и процитировал:
– «Обширный и вместительный стеклянный шкаф, где все, что рука человека, вооруженная искусством или механизмом, создала редкого и удивительного; все то необычное, что по прихоти ли случая или со скрытой целью породила природа; все то, в чем есть жизнь и что подлежит хранению должно быть сохранено, описано и рассортировано». Сэр Фрэнсис Бэкон, [14] одна тысяча пятьсот девяносто четвертый год.
14
Бэкон Фрэнсис – английский философ, историк и политический деятель.
– С ума сойти! И ты помнишь это наизусть?
Билли кивнул:
– Одно из преимуществ классического образования. Кусок известного монолога из пьесы «Деяния грейанцев», написанной им еще в студенческие годы.
– Такого уж известного? – недоверчиво рассмеялась Финн.
– Смотри-ка. – Билли ткнул пальцем куда-то вверх. Там над дверью, в том месте, где соединяются стена и потолок, на гипсе была вырезана латинская фраза:
– «Fugio ab insula opes usus venti carmeni», – прочитала Финн. – «Беги с моего острова сокровищ», и что-то про ветер – «venti».
– Нет, скорее наоборот: «Беги на мой остров сокровищ на музыке ветров», – быстро перевел Билли. – Наверняка он имел в виду эту комнату. Его остров сокровищ.
Среди всего этого изобилия они не сразу обратили внимание на небольшой стол, покрытый старинной, запыленной тканью. На нем лежало несколько раковин и старинные навигационные инструменты, включая и астролябию – предшественницу секстанта. Среди инструментов Финн обнаружила и книгу в сафьяновом переплете – ту самую, что на портрете держал в руке Вильгельм ван Богарт. Сбоку, небрежно прислоненная к столу так, словно ее оставили тут пару минут назад, стояла шпага с резным эфесом, которая была в другой руке голландца. Холодок опять пробежал по спине Финн – ей почудилось, что человек с картины вот-вот шагнет в комнату, чтобы приветствовать их. Невольно она оглянулась на дверь.
– Наверное, все эти вещи он привозил из своих путешествий, – тихо сказал Билли.
Он подошел к столу и бережно взял книжку.
– Это же роутер! – присвистнул он, открыв первую страницу, и, перевернув еще несколько, добавил: – Написано по-английски.
– Что такое роутер и почему по-английски? – тут же спросила Финн.
– Роутер – это справочник с навигационным счислением пути. Расчет маршрута от точки к точке. То есть от одного видимого ориентира до другого. Этим способом пользовались моряки, пока еще не было настоящих карт. Французы называют такие справочники routi`ere. Собственно, от него и образовалось слово «маршрут».
– А почему по-английски?
– Семейная традиция Богартов. Они посылали своих сыновей в закрытую школу Шерборн в Дорсете, а потом – в Кембридж. Меня, кстати, тоже. – Он улыбнулся. – Но я оказался паршивой овцой и вместо Кембриджа поступил в Оксфорд. Влияние английской части семьи.
– Опять Кембридж, – вздохнула Финн.
– В те дни по-английски писали из осторожности, – продолжал Билли. – Роутеры ценились на вес золота, и, разумеется, владелец не хотел, чтобы чужие люди воспользовались его маршрутом. Английский язык был чем-то вроде кода. Тогда мало кто умел писать, тем более на другом языке.
Билли перевернул еще несколько страниц, внимательно вглядываясь в текст.
– Бог мой! – прошептал он. – Это же роутер первого рейса «Летучего дракона». «Путешествие, предпринятое ради поиска Тайных островов и сокровищ Бао Це Ту, короля-леопарда», – вслух прочитал он.
– «Летучий дракон», – задумчиво проговорила Финн. – То судно, что было на первой картине.
– Эта книжка – настоящая карта сокровищ! Невероятно!
Билли даже не пытался скрыть свой восторг.
– А что это за Тайные острова? Они на самом деле существуют?
– Если верить этому, – Билли потряс книжкой, – то существуют. Вообще-то это легенда, миф – как волшебный остров в «Питере Пэне». Они якобы находятся где-то в китайских морях и населены львами, тиграми, слонами и прочей живностью.
– А кто этот король-леопард с китайским именем?
– Бао Цзе Ту, китайский Марко Поло. Нашел фонтан вечной юности на Тайных островах и похитил сокровища императора.
– А Вильгельм ван Богарт их нашел – так получается?
– Не все, а только часть, как уверяет легенда, – пожал плечами Билли.