Дима стоял перед начальником тюрьмы, а тот ничего ему не говорил. Он просто смотрел на него и молчал. Ему хотелось увидеть что-то необычное, непохожее на всех, но, сколько он ни рассматривал Диму, ничего особенного в нём не было. Обыкновенный парень, каких полковник за свою службу видел не одну тысячу.

– А тебе в карцере приходилось бывать? – неожиданно спросил полковник.

– Приходилось, – спокойно ответил Дима.

– А в пресс-хате?

– И там был.

– Ну и что?

– Ну и ничего.

– А на свободу хочешь?

– Я свободен.

– Как же ты свободен, если ты в тюрьме?

– Вы тоже в тюрьме.

Полковник был обескуражен ответом. Он хотел возразить заключённому, но на ум ничего путного не приходило.

– Значит, мы с тобой оба узники? – засмеялся он. – Да ты садись, в ногах правды нет. – Полковник показал рукой на стул.

– Какой же вы узник? – Дима присел на стул рядом с начальником. – Разве вы не по своей воле здесь?

– Вообще-то, по своей. У меня был выбор, но судьба распорядилась так.

– Выходит, что тюрьма не наказание, а судьба.

– Кстати, насчёт судьбы. Про тебя тут такие небылицы рассказывают…

– Не всему верить можно.

– Вот мне и хочется понять, где правда, а где нет.

– Разве можно разобраться, где правда? Вот вы, например, всегда считали, что заключённые несвободны, а вы свободны, однако только что оказалось, что это не так.

– Ты действительно очень интересный человек!

Полковник не скрывал своего интереса к собеседнику. Он чувствовал, что его оппонент в споре, безусловно, выигрывал, что беседа строится не по воле полковника, а по воле заключённого. Однако это обстоятельство нисколько не раздражало начальника тюрьмы. Напротив, ему приятно было подчиняться воле Царя. От него исходила какая-то теплота. И, чем больше полковник разговаривал с Димой, тем больше хотелось продолжать беседу. Начальник тюрьмы заметил это, и разум моментально освободился от совершенно бесполезных чувств.

Необходимо было перехватывать инициативу. Не мог же он, полковник, быть ведомым им, заключённым.

– Меня, конечно, не слухи интересуют. Заключённые и конвоиры были свидетелями того, как ты разговаривал с Хромым. У них сложилось впечатление, что ты знал о смерти Хромого.

– Да, знал.

– Но врач сказал, что этого никто знать не мог.

Царь ничего не отвечал, а ещё чего-то ждал от полковника.

– Врач сказал, что это мог знать только один Бог, – уточнил полковник.

– Врач сказал вам истинную правду, – подтвердил Дима.

– Но меня интересует, откуда это узнал ты?

– От того, кто знал ещё.

– Но больше никто не знал.

– Вы только что сказали, что знал Бог.

Полковник рассмеялся.

– Может быть, ты знаешь, как умру я?

– Знаю.

– Откуда?

– Не знаю. Просто мне это дано.

Полковник хотел спросить кем, но не посмел.

– И давно это у тебя?

– Недавно. Впервые это произошло, когда Хромого на этап уводили.

– В таком случае, не сочти за труд, расскажи мою судьбу.

Чёрные глаза Димы не моргая смотрели на грудь полковника. Начальник тюрьмы почувствовал жгучую боль в груди, как будто с неё сдирали кожу. Руки полковника судорожно расстегнули мундир и начали ощупывать грудь. Потом он вытащил руки и стал их осматривать, ожидая увидеть их залитыми кровью. Однако руки были чистые. Но по лицу полковника было видно, что кровь он всё-таки увидел. Лицо его исказилось от ужаса. Он ощутил, как редкие волосы на голове вставали дыбом.

– А вам это надо? – тихо спросил Дима.

Димин вопрос, как спасательный круг, кинутый утопающему в самый последний момент, вывел полковника из кошмарного состояния, в котором он оказался неизвестно почему. Он хотел спросить заключённого: «что это было?», но язык, словно деревянный, не мог пошевелиться. Наконец полковник взял себя в руки и еле-еле выдавил:

– Нет. Пусть всё остаётся, как есть.

Дима, не говоря ни слова, встал и ушёл. После ухода Царя, полковник ещё долго сидел в своём кабинете и не мог прийти в себя. Он трогал мокрой ладонью свою голову и проверял: легли ли волосы на место, или продолжали стоять дыбом. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы прапорщик не вошёл в кабинет.