Четвёртую позицию, которую я привычно взял перед боем, он перекрыл третьей — правая рука с клинком — вниз-влево. Позиция была неупотребительная, и я сразу насторожился.

Не люблю неожиданностей и непонятностей в поединке.

Терпеть не могу. И первым атаковать человека, стоящего в третьей позиции — дело опасное. Из такой позиции легко отразить любой удар и укол, а потом — ответить мгновенной атакой…

А чёрт с ним…

Я атаковал "расщелиной" — прыжком вперёд. В конце концов, ещё Наполеон говорил: "Главное — ввязаться в схватку, а там посмотрим!"

Андерс мгновенно взял итальянский демисеркль — его рука метнулась вверх, отбрасывая мой палаш вверх-в сторону и одновременно нанося свой укол. Я отбил его четвёртой круговой и бросил палаш уколом вниз. Андерс взял, спасая колено, первую

241.

защиту и уколол в живот. Я взял вторую, отбросил хиршфенгер и уколол в колено. Вместо защиты Андерс пошёл вперёд, ловко пропустив у колена моё остриё, и я вынужден был превратить неоконченный укол в третью круговую, поспешно растягивая дистанцию, но, едва Андерс окончил атаку, я уколол в живот. Палаш немца столкнулся с моим и сделал мгновенное обвязывающее движение — круговое завязывание! Я ощутил его очень вовремя, хотя покрылся ледяным потом — и так же вовремя ответил, быстро приняв третью защиту. Палаш Андерса отлетел не остриём в моё правое плечо, а просто в сторону — его усилие сыграло против него же…

Демисеркль!

— У-уа-а-а-а!!! — взревели зрители.

Андерс схватился руками за подбородок. Будь палаш у меня "боевым" — его остриё либо вошло бы, раскроив губы, в рот, либо, скользнув влево или вправо, рассекло челюсть, после чего я легко добил бы раненого и ошеломлённого болью противника.

— Та-нюш-ка-а!!! — проорал я, вскидывая палаш в ту сторону, где сидела — нет, прыгала! — Татьяна. Моё лицо горело. — Та-нюш-ка-а!!!

Немец подобрал палаш и, беззлобно улыбаясь (дышал он тяжело и весело), сказал, подбирая русские слова:

— Тиль ван дер Бок говорил мне, что ты лучший боец, которого он когда-лиюо видел. Это было здорово.

— Ты видел Тиля? — улыбнулся я. Андерс махнул рукой:

— Зимой. На севере. Он рассказал, как вы разгромили негров в Карпатах…

…Наташка Мигачёва здорово "обпрыгала" немку-соперницу. Валька Северцева не столь убедительно — на две секунды — но тоже тоже обошла пловчиху на двухстах метрах. И вообще, как предательски заметил Андрюшка Альхимович, "девчонки сегодня сражались лучше, чем мы!"

Меня это не оскорбило и не огорчило.

* * *

Костёр мы развели на мысу. Немцы обосновались подальше вглубь полуострова. И вообще — они, кажется, понимали, что у нас намечается "разговор".

Наши это знали — тем более. Но пока что все спокойно ели или негромко переговаривались, сидя на охапках хвороста. Игорь трогал струны и напевал под Градского песню из нового мультика "Перевал" — очень интересного, фантастического… а песня — грустная…

— В жизни так мало красивых минут…

В жизни так много тяжёлой и чёрной работы…

Мысли о прошлом морщины на бледные лица

кладут…

Мысли о будущем полны

свинцовой заботы…

А настоящего — нет!

Как между двух берегов,

Бъёмся без счастья,

без веры,

надежд и богов…

У барьера — много серых,

Некрасивых, странных лиц —

Но в глазах у них, как искры,

Бьются крылья синих птиц!

Вот уже открылось небо — голубое полотно!

О, по цвету голубому стосковались мы давно!

И не меньше стосковались

242.

По ликующим словам,

По свободным, смелым жестам,

По несбыточным мечтам!

Дома стены, только стены,

Дома жутко и темно…

Там, не зная перемены,

Повторяешь всё одно…

Я скользил взглядом по лицам своих. Пойдут ли они за мною? Неужели могут не пойти? И что делать тогда? И можно ли вообще будет что-нибудь сделать? А главное — нужно ли то, что я хочу им предложить?

— …всё одно! Но так ведь трудно

Искры сердца затоптать!

Трудно жить, и знать, и видеть —

Но не верить, но не ждать!

И играть тупую драму, покорившись, как овца —

Без огня, без вдохновенья, без начала, без конца!..

… - Ладно, всё, — я поднялся. — Начинаем то, для чего собрались.

— "Взвейтесь, кострами…" петь будем? — уточнил Вадим.

— Обязательно, но в финале, — пообещал я спокойно. — Итак… Я хочу переправиться на Крит. И призываю вас следовать за собой, — это должно было прозвучать смешно. Но не прозвучало, хотя воцарившееся молчание стало удивлённым. Я продолжил: — Это ближе к неграм. Это ближе к загадочным местам на юге. Это ближе к разгадке мира, в который мы попали…