И я не понимаю иногда,

Где первое мгновенье,

где последнее.

Из крохотных мгновений соткан дождь.

Течёт с небес вода обыкновенная.

И ты, порой,

почти полжизни ждёшь,

Когда оно придёт,

твоё мгновение.

Придёт оно,

большое, как глоток,

Глоток воды

во время зноя летнего…

А в общем —

Надо просто помнить долг,

От первого мгновенья

До последнего…

* * *

И вот мы снова идём… Сквозь рощи на склонах холмов, по козьим тропкам, мимо холодных ручьёв… К этому времени почти у всех были бригантины и фехтовальные перчатки, и я поругался с Саней, когда заставлял дозор идти по жаре в этой амуниции в то время, как остальные шагали, подвязав куртки к вещмешкам, босые, и даже девчонки шли "с голым торсом". Но в этом споре я победил.

Однако, нельзя не признать, что вокруг было тихо и спокойно. Даже живности крупней оленя тут не имелось, а море, блестевшее с высот, настраивало на окончательно умиротворяющий лад.

— Как же здесь здорово, — Танюшка, взобравшись на скальный выступ, огляделась. — Курорт настоящий, правда?

Я встал рядом с ней, обняв её за плечи. Кожа у девчонки была горячая и гладкая, как атлас.

— Красиво, — согласился, бросая взгляд на гору Ида, возвышавшуюся на юге. — А вот там

250.

будет ещё красивее.

— Лучше гор могут быть только горы,

На которых ещё не бывал! — пропел Басс, взмахивая рукой. — Эй, вы что там засели, горные орлы?!

— Догоним! — рявкнул я через плечо. — Вот ведь неуёмные, — заметил Танюшке. Она без слов потёрлась щекой о моё плечо, для чего ей пришлось нагнуться — мы с ней были почти одного роста…

— Это хорошо, что неуёмные, — ответила Танюшка и чихнула: — Солнышко нос щекочет, — объяснила она. Я улыбнулся и чихнул тоже, но специально. — Ну что, пойдём?

— Пошли, — я соскочил вниз и подал ей руку.

* * *

Ширококонечный крест был вырублен из камня в незапамятные времена — прямо в скале, возвышавшейся над ущельем, в которое мы входили. За коротким проходом видна была широкая долина. Её противоположный склон поднимался круто, а дальше уже совсем отчётливо видна была Ида.

Долина тонула в тишине и сонном зное полудня.

— Э-эй! — крикнул сверху Андрюшка Альхимович. — Смотрите, что тут!..

…Вблизи становилось ясно, что крест и в самом деле очень древний. Его полностью украшала резьба — "растительный" орнамент, как на рукоятях славянских мечей. Андрей расчистил у подножья креста плиту — точнее, обозначенный в каменной подушке прямоугольник. В нём были высечены строки церковнославянских букв.

— Ёлки, наши! — выдохнул Сморч. — Советские, то есть русские!

— Не просто русские, — я, присев, поводил по ним пальцем. — Чёрт, я плохо это читаю…

— Я могу, — Серёжка Лукьяненко наклонился над моим плечом. — Это ХV век.

— Йенс говорил, что самые старые могилы, которые он видел, были ХVIII века, — вспомнил я.

— Я видел и ХII, — сообщил Джек. — Ну так что там?

— Просьба к богу позаботиться и простить грехи, — Сергей встал. — И ещё — восемь имён и прозвищ. Мальчишки 13–16 лет. И вот тут дата от сотворения мира — по-нашему 1490-й год… Имена, кстати, не все русские, вроде бы два немецких и польское есть…

— Ну ясно, — кивнул Сергей Земцов, — как обычно — интернационал! — он отсалютовал палашом кресту, и мы повторили его жест.

* * *

Родник бил из скалы под напором, как из прорвавшейся отопительной трубы. Только тут вода была холодной — она прыгала в большое углубление, выбитое в скале напротив, а оттуда стекала вниз, превращаясь в обычный ручей. Пещеру мы отыскали метрах в сорока от источника и повыше — туда вела звериная тропка, и Олег Фирсов с Богушем долго кидали внутрь камни, поощряемые мною, Вадимом и Сергеем (мы трое хорошо помнили встречу с медведем в Карпатах). Внутри никого не оказалось.

И почему — стало ясно, когда мы вошли внутрь.

В пещере жили люди. Не сию секунду, но жили, и жили долго. А ушли, скорее всего, не по своей воле, потому что везде были разбросаны заплесневелые шкуры, какая-то мелочёвка, вдоль стен громоздились обломки лежаков… На какой-то момент мне показалось, что мы — в нашей собственной пещере в Карпатах.

— Смотрите, — Саня, зашедший дальше остальных, появился из темноты. В руке он нёс какую-то палку, и только при ближайшем рассмотрении я понял, что это винтовка. Ржавчина и сырость искалечили её почти непередаваемо, но я всё-таки узнал немецкий маузер.

— Очень интересно, — заметил Вадим.

— Ой, мальчишки! — прорезалась Ленка Власенкова. — Это всё немедленно надо убрать —

251.

раз. Развести костёр побольше — пуст ьвсё просохнет, два…

— Ясно, — вздохнул я. — Командуй, завхоз. Мы поступаем в твоё распоряжение.

Следующие полтора часа мы метались туда-сюда, словно спятившие водомерки, под ободряющие команды Ленки, сводившиеся к фразе: "Я не знаю, что тут нужно сделать ещё, но вы всё делаете не так!"