— У меня ничего нет. Я всё оставил.

— А это? — рыжеволосый мальчишка — тот самый — сдёрнул у меня с пояса большой нож. Он говорил сейчас с сильным акцентом.

— А это не моё. Вашего человека.

Рыжий передал нож другому парню. Тот осмотрел ножны, подвыдернул и с лязгом вогнал назад лезвие. Сказал своему соседу:

— Нож Яниса.

— Что ж по-русски? — спросил я, одёргивая одежду. — Позабыли свой язык?

Они рассмеялись. Тот, который рассматривал нож, холодно посмотрел на меня:

— Я литовец, а Велло — эстонец.

— Значит, без русского — никуда, — понимающе сказал я.

Похоже, они разозлились. Да не похоже, а так явственно, что я ещё раз решил —

103.

убьют. Но вместо этого меня просто толкнули в спину — и расступились.

Оказывается, пока мы беседовали о лингвистике, из ворот вышел ещё один персо-наж. И теперь стоял вне круга, разглядывая меня.

Это был мальчишка постарше меня — и повыше, с длинными светлыми волосами, перехваченными кожаной лентой. Одна прядь словно бы специально падала на правую сторону лица до самого подбородка. Из "земной" одежды на нём оставались только шнурованные сапоги. А меч он держал на локте — длинный и узкий клинок без ножен вен-чала рогатая рукоять.

Видимый синий глаз мальчишки изучал меня пристально и невозмутимо.

— Марюс Гедрайтис, — сказал он. — Я вождь этих людей. Это я хотел, чтобы ты пришёл.

— Я пришёл, — ответил я, — и без оружия. Отпусти девчонку.

— Ты русский? — вместо ответа спросил он.

— Да.

— Откуда?

— Ты не знаешь, это маленький город… Отпусти девчонку.

— Я не люблю русских, — он словно не слышал меня. — Они из моих мест живыми не ухо-дят.

— Послушай, — я внезапно ощутил сильную усталость и захотел спать, — я бы мог прид-ти сюда не один. Я мог бы сжечь вашу хибару. И устроить бойню. Но мы не хотим дра-ться с вами или задерживаться на ваших, — я выделил это слово, — землях. Янис — тот па-рень, которого я убил — напал на нас первым. Мы вам ничего не делали. Отдай девчонку, и мы уйдём.

За моей спиной засмеялись. Синий глаз обратился туда — смех отрезало, как ножом. Мальчишка вновь неспешно перевёл взгляд на меня.

Неприятный взгляд. Взгляд…

Да, понял я. Он ненормальный. Из тех шизиков, которые способны подчинять себе волю других людей и лепить из неё, что им угодно.

— Ты хочешь меня убить? — прямо спросил я. — Тогда ты получишь войну. Уверен, что сможешь её выиграть? Лучше отпусти девчонку, и мы уйдём.

Марюс улыбнулся. Хорошо так, по-доброму.

Страшно.

— Её отпущу. Как обещал. Но тебя убью.

Краем глаза я увидел, что в воротах стоят несколько девчонок — тоже с оружием. Безоружной среди них была одна Танька — светловолосая девчонка, такая же рослая, как и моя подружка, держала у её бока широкий нож.

Татьяна глядела на меня остановившимися от ужаса глазами. Я ободряюще кивнул ей и вновь повернулся к Марюсу:

— Убить? Мою жизнь в обмен на её? — Марюс кивнул. Я пожал плечами: — Хорошо. Я со-гласен.

— Олег! — закричала Танюшка. — Не смей! Не смей, слышишь?! — блондинка дёрнула её об-ратно и быстрым движением приставила нож к горлу. Танюшка закрыла глаза и оскали-лась зубы в гримасе отчаянья.

У меня перехватило дыхание, и Марюс поймал мой взгляд это было плохо — его глаз коротко сверкнул, и он, не поворачиваясь, скомандовал:

— Райна, убей её. И его — убейте.

Он понял, что меня нельзя оставлять в живых — и Танюшку нельзя отпускать то-же. Прочёл по глазам.

А я подумал, что, даже если меня сейчас ударят в спину несколько клинков, если Марюс выставит навстречу свой (а он успеет!) — я всё равно успею добраться до него. И напружинился, чтобы сделать это — последнее в моей жизни дело…

104.

Владимир Бутусов

Будем друг друга любить —

Завтра нас расстреляют.

Не пытайся понять — зачем,

Не пытайся понять — за что.

Поскользнёмся на влаге ночной

И на скользких тенях, что мелькают,

Бросая тревожный свет

На золотое пятно.

Встань, встань в проёме двери —

Как медное изваянье,

Как бронзовое распятье —

Встань, встань в проёме двери…

Когда-то я был королём,

А ты была королевой,

Но тень легла на струну —

И оборвалась струна.

И от святой стороны

Нам ничего не осталось —

Кроме последней любви

И золотого пятна…

* * *

Сергей даже не пытался никого оставить в лагере — ни раненыех Саню и Олега Крыгина, ни девчонок. Только морщился, когда Андрей Альхимович орал на Арниса и Коль-ку, что они дебилы и что должны оставаться, а до этого не должны были бросать Оле-га. Логики в этом не было никакой. Поэтому Сергей подошёл и дёрнул Андрея за плечо: