Некоторое время ничего не менялось, затем из-за двери с опаской выглянула довольно большая и красивая птичка с золотисто-коричневым оперением. По краям крыльев тянулась широкая черно-бурая полоска, спину и шею украшало множество мелких крапинок, создававших почти совершенный маскировочный наряд - северные бурокрылые ржанки, к которым относилась незнакомка, славились тем, что, прижавшись к коре деревьев, становились невидимками. Высоко посаженная голова на сильной шее и мускулистая выпуклая грудь выдавали хорошую летунью, карие глаза смотрели на гостей с любопытством и легкой тревогой. Появление птицы заставило Раттатоска подпрыгнуть.

– Вы кто?
– с опаской спросила пернатая.

– МЫ кто?!
– бельчонок недоуменно моргнул.
– ТЫ кто! Куда делся Грани?

Птичка немного подалась назад.

– Вы к старому гному, что жил здесь раньше?

Раттатоск замер.

– Жил?
– переспросил он после паузы. Птичка кивнула.

– Гном уже несколько лет как умер. Теперь это гнездо наше!

Бельчонок просто сел там же, где стоял. Гайка с тревогой коснулась его плеча.

– Ратта?

– Грани умер!
– Раттатоск был ошеломлен.
– Но как? Я же недавно... Или... Какого черта недавно, меня ж тут лет десять не было... Вот те раз... Ну и денек, гунгнир мне в зад! Ну и денек!

– Гном не сегодня умер, - наставительно заметила птица. Раттатоск, помотав головой, вскочил и решительно зашагал к дверям.

– Стой!
– пискнула птичка, распахнув крылья чтобы загородить проход.
– Это наше гнездо! Мы тут живем! В чужой дом незванным войдешь - беду накличешь!

Бельчонок, нахмурившись, остановился перед самой дверью и бросил на пернатую грозный взгляд сверху-вниз.

– Как зовешься-то?

– Снурла!

– А я Раттатоск, - сухо сообщил пушистый.
– Бог, между прочим.

Птица отпрыгнула глубже в кузню, но крылья не сложила.

– Ну и что?
– пискнула смело.
– Даже Один без спроса в чужие гнезда не лазит!

Бельчонок, не выдержав, громко фыркнул.

– Ты когда вылупилась? Этой весной?

– Мы птенцов по осени выводим!
– гордо отозвалась пернатая.

Раттатоск подмигнул мышке.

– Угу, как цыплят...

– Ратта, не сердись, - попросила Гайка, подойдя ближе.
– Она же просто гнездо защищает, это инстинкт любой птицы.

– Я должен смотреть, как комок перьев присваивает единственную на всем Древе кузницу?

– Мы не присваиваем!
– возмутилась Снурла.
– Мы тут уже много лет живем!

Гаечка осторожно вышла вперед, встав между бельчонком и птицей.

– Златоперая, чистоглазая, быстрокрылая Снурла, гроза жуков и короедов, - мышка почтительно поклонилась.
– Молю пропустить нас в гнездо всего на пару часов. Нам нужны только инструменты старого Грани.

Птичка распушила все перья и с благодарностью взглянула на мышь.

– Учись!
– заявила она Раттатоску.
– А еще бог!
– обернув голову к Гаечке, добавила: - Входите, конечно. Мы-то под потолком обитаем.

Бельчонок, покачав головой, смолчал и, следом за Гайкой, прошел в дверь. Внутри, как ни странно, было почти так же светло, как на воздухе - десятки хитро устроенных зеркал отражали свет заходящего солнца на кристаллы, укрепленные вдоль стен. Пол, наковальню, давно погасшую топку, скамьи и лежанку в углу - все устилал толстый слой птичьего помета. Запах просто бил по ноздрям, Гаечка с Раттатоском одновременно зажали носы и переглянулись. Снурла встретила такую реакцию без тени смущения.

– Наше гнездо!
– твердо заявила птица.
– Не нравится, не дышите!

Мышка беспомощно кивнула и подбежала к огромному сундуку, стоявшему у стены. Раттатоск, морщась от вони, помог ей откинуть крышку.

– Нет...
– в ужасе прошептала Гаечка.
– Как же я... Не подумала...

Бельчонок с сомнением почесал за ухом и тут же, поспешно, вновь зажал нос.

– Что дальше?
– спросил коротко.

Гайка молчала. Она упустила из виду простую деталь - самый маленький инструмент покойного Грани был впятеро больше ее роста. Без хозяина, для мыши, кузница становилась совершенно бесполезной.

Потеряв силы стоять, изобретательница сползла на грязный пол и зажмурилась. Чудовищая вонь, нервное напряжение, непрерывные стрессы - все обрушилось разом, давя барьеры, останавливая сердце. Тихо вздохнув, Гайка провалилась в глубокий обморок.

Стены вонючей кузницы беззвучно распались. Мышка в панике огляделась - она стояла на бескрайней шахматной доске, в полном одиночестве. Над головой жарко горело восьмиугольное солнце, из центра каждой белой шахматной клетки вертикально вверх тянулись призрачные, совершенно прямые нити. По нитям деловито, через равные промежутки, юркими спиралями вверх и вниз сновали оранжевые безглазые змеи.