Иванов Георгий Владимирович
Шрифт:
<Дальше в письмо вклеен вырезанный печатный текст:>
«Пиковая дама» написана во Флоренции [382] ; «Мертвые души» — в Риме. — Да, но не эмигрантами.
Это что же «не та» «Пиковая дама», как не тот Юрий Милославский [383] ? И Ди-пи [384] надо бы знать, что Пушкин, хотя «…и был он камергер» (строчка из Эренбурга! [385] ), но заграницу Николаем не выпускался.
382
Имеется в виду опера П. И. Чайковского «Пиковая дама» (1890).
383
Хлестаков в «Ревизоре» Гоголя, уличенный в том, что не он написал «Юрия Милославского», спохватывается: «Ах да, это правда: это точно Загоскина; а есть другой “Юрий Милославский”, так тот уж мой».
384
Ди-пи — аббревиатура от англ. «displaced persons», «перемещенные лица» — официальный термин Лиги Наций для всех лиц всех стран, оказавшихся вне мест проживания в результате Второй мировой войны. Г. И. употребляет этот термин в более узком смысле, имея в виду пленных и отправленных на работу в Германию жителей СССР, эмиграцию второй волны.
385
Из стихотворения «Где солнце, как желток, белы потемки…», вошедшего в берлинский сборник Эренбурга 1922 г. «Звериное тепло» (указано Б. Я. Фрезинским). Пушкин камергером не был: имел низший придворный чин — камер-юнкера.
Или
<Дальше также вклейка:>
Пушкин только начал переводить (несколько строк) отвратительную Вольтерову «Девственницу», но бросил. Гумилев продолжил, и его хватило на целую песнь. Кузьмин довел до конца весь перевод.
Мера внутренней поэтичности.
Довели «до конца» Адамович и я — кажется, я 12 песен, а Адамович 10. Гумилев обожал «Девственницу» — отдал он нам ее за недосугом, «оторвал от сердца», как выразился отдавая. Гумилев принес нам ее, т. е. заказ на перевод, в качестве подарка на новоселье «моим лучшим переводчикам» и даже обиделся, когда мы недостаточно ликовали и благодарили [386] . У меня в сгоревших в Биаррице книгах было первое издание, где ясно было сказано, кто, что и сколько перевел. Потом было еще издание. Уже без наших фамилий, просто «под редакцией М. Лозинского» [387] . Но откуда взяли Кузмина (да еще с ь, что тоже надо знать). Кузмин бил поклоны по всем богомольням, ненавидел всякое кощунство и «Девственницу» презирал, вероятно, не меньше Маркова.
386
«Орлеанская девственница» Вольтера переведена Гумилевым, Адамовичем и Г. И. при участии М. Л. Лозинского и издана в 2 томах (Пг., 1924). В издании сохранено начало песни I, переведенной Пушкиным. Второй том переводился уже после смерти Гумилева — Г. И. и Адамовичем (семь песней — Г. И. и четыре — Адамовичем). Перевод «Орлеанской девственницы» был последней литературной работой Г. И. в России. О ней рассказано в его очерке «Качка. Отъезд из России», напечатанном в рижской газете «Сегодня» (1932, № 336,4 дек.).
387
Лозинский, кроме части песни I, перевел также варианты «Орлеанской девственницы» (вместе с Адамовичем). В повторном издании 1935 г. имена переводчиков, естественно, исчезли: к этому времени в СССР упоминание имен расстрелянного поэта и двух эмигрировавших было невозможно. Вместо их фамилий была напечатана «редакционная справка» о том, что «весь текст перевода заново проверен и обработан М. Л. Лозинским».
Скажите ему, т. е. Маркову. Нежно — он заслуживает нежности. Пусть остерегается впредь. А то получается на его примере — как в его же третьем афоризме:
<Дальше вклейка: >
Разница между парижскими и «новоэмигрантскими» поэтами и писателями: первые искали самого главного в себе, в мире, в искусстве; вторые уверены, что они и есть самое главное.
И что за занятие писать афоризмы! Лейб-гусара полковника Ельца все равно не переплюнешь. М. б., читали в свое время: «Смерть есть тайна, которой еще никто не разгадал». И рядышком: «Разбить бидэ — быть беде». С портретом автора в ментике и с посвящением моему другу принцу Мюрату [388] . Куда уж тут тягаться.
388
Юлий (Юлиан) Лукьянович Елец (1862—1932) — военный журналист и историк, прозаик, служил в Лейб-гвардии Гродненском гусарском полку, с 1908 г. уволен в отставку в чине полковника, после революции в эмиграции, умер в Бельгии. В «Китайских тенях» («Звено». 1926. № 195, 24 окт.) Г. И. упоминает Ельца как автора журнала «Столица и усадьба». Однако ни приписанных ему афоризмов, ни посвящений принцу Мюрату в этом журнале нет.
Пишу я Вам что попало, но, как видите, с явным стремлением подразить блеску Ваших писем. Разумеется, получается не то. Но и старанье тоже считается. Сколько великих людей и великих произведений взошло на одном стараньи. Вся (почта) — блестящая — французская литература живой пример. Давно ли Вычитали Флобера? Я вот сейчас перечитываю: один пот, а, в общем, ведь «весьма недурно».
Ну, ну — что это Вы напише<те> об «Атоме» и вообще. Жду с чрезвычайнейшим интересом. Только не откладывайте — напишите. Что желаете, как желаете — это и будет хорошо. Зинаида [389] , которую я обожаю, писала вообще плохо. Говорила или в письмах — иногда все отдать мало, такая душка и умница. А как до пера — получается кислая шерсть. Кроме стихов. Я тщусь как раз в своих новых воспоминаниях передать то непередаваемое, что было в ней. Трудно.
389
Зинаида Гиппиус.
«Атом» должен был кончаться иначе: «Хайль Гитлер, да здравствует отец народов великий Сталин, никогда, никогда англичанин не будет рабом!» Выбросил и жалею. Так же как жалею, что не вставил песенки
«Жил был Размахайчик Зеленые Глазки» [390] ,которую Вы, кажется, знаете. Эпатажа, пожалуй, немножко пер<епугался?> Но ведь в 1937 году, заметьте, когда Миллера [391] и в помине не было. «Заимствовал» же я многие «образы» — мертвая девочка и пр. — у бессмертного Ал. Ив. Тинякова-Одинокого [392] , сотрудника «Весов» [393] , члена Союза русского народа, потом члена коллегии Казанской че-ка. Я его поил водкой, а он изливал душу. Очень было любопытно и органически-неподдельно. Были, вперемежку, и стихи:
390
Стилизованные рисунки зверьков, которыми Г. И. украшал свои рукописи, автографы, надписи на книгах.
391
Генри Миллер (Miller; 1891—1980) — американский писатель, прославившийся эротическими, носящими автобиографический характер романами «Тропик Рака» и др. Написанные на английском, они были запрещены и в США и в Англии до начала 1960-х гг. В 1930 г. Миллер уехал во Францию и издал там «Тропик Рака» в 1934 г., т. е. до «Распада атома». Не исключено, конечно, что издание это прошло мимо внимания Г.И. и русской диаспоры в целом.
392
Александр Иванович Тиняков, псевд. Одинокий (1886-1934) – поэт, прозаик, литературный критик, отличался «карамазовской» широтой воззрений и поведения, в 1916 г. под псевдонимами участвовал одновременно в революционных и черносотенных изданиях, сразу после 1917 г. активно сотрудничал в большевистской печати. Судьба его в советское время печальна: в поздние свои годы он зарабатывал подаянием. Тиняков — автор одной из рецензий на «Памятник Славы» (см. наст, издание, с. 212—213). Г. И. опубликовал о Тинякове очерк «Александр Иванович» в рижской газете «Сегодня» (1933, 22 янв.), сценка с Тиняковым в «Бродячей собаке» вошла в «Петербургские зимы».
393
См. примеч. 131.
Я ужасно хочу написать свои воспоминания, потребность чувствую. Помру и сколько «подробностей» помрет со мной. Но то да се. И по-видимому на Чех<овское> Издательство надежды мало.
Ну спасибо «за яблоки» [395] , они еще едут. Когда последний срок , чтобы дослать стишки.
394
Из ненапечатанного при жизни Тинякова стихотворения 1910—1911 гг. «Любовь» с первыми строчками (в списке Б. А. Садовского): «Я вступил в половое общение / С похотливою, жирной старухой…» 13 (см.: Александр Тиняков (Одинокий). «Стихотворения». Подгот. текста, вступ. ст. и коммент. Н. А. Богомолова. Томск, 1998, с. 231, 321).
395
В письме от 21 июля 1955 г. Гуль сообщает, что из Нью-Йорка 6 июля отправлена для Г. И. посылка с «костюмом серым в яблоках» и другими вещами.
Ваш всегда
Жорж.
Отправить письмо (надо взвесить) — настоящий подвиг: надо ползти далеко по жаре и потом торчать час в узкой комнатушке, набитой голыми оболтусами, пока соберешься. Одновременно с письмом попытаюсь отправить от И. В. Ольге Андреевне маленький флакончик. Объяснение: 1) маленький в виде пробы — дойдет ли, 2) это духи, которые — точно такие, без всяких изменений продают в Париже в кутюрных [396] домах за агромадные тыщи. Для местного жителя же по цене скромной. Если дойдет и подойдет — чем богаты, тем рады — будем снабжать.
396
В данном случае — «модных и дорогих» (от фр. couter).
Ж.
Целую руки Ольге Андреевне. Жена же моя спит в саду. Так я ее не трогаю.
41.Р.Б.Гулю [397]
8 августа <1955>
41 в тени
Дорогой Роман Борисович,
Пришли вместе посылки и Ваше письмо. Бурная благодарность за нестоящий флакончик нас потряслa. [398] Да, вот они настоящие джентльменские манеры. А мы хамски ноншалантно <Небpежно (от <MI>фp.<D> nonchalant).> принимаем Ваши благословенные дары. Да еще сообщаем – это узко, это чересчур широко и т.д. Утешаюсь тем, что все равно "бледны все имена и стары все названья – могу ли передать твое очарованье" [399] . Костюм первоклассный, a синяя куртка восхитительна. Подозреваю, что Вы из высшей деликатности, свойственной, очевидно, Вам – нарочно продрали маленькую дырочку, чтобы мне не так было совестно. Как Уальд [400] , заказавший нищему платье у своего портного с двумя гармоническими заплатками, для очистки совести.
397
Опубликовано (с мелкими огрехами): Георгий Иванов. «Девять писем к Роману Гулю». Публикация Григория Поляка // «Звезда,> 1999, № 3.
398
В одном из июльских писем Г. И. сообщал: "Одновременно с письмом попытаюсь отправить от И. В. Ольге Андреевне маленький флакончик. Объяснение: 1) маленький в виде пробы – дойдет ли, 2) это духи, которые, точно такие, без всяких изменений продают в Париже в кутюрных домах за агромадные тыщи. Для местного жителя же по цене скромной. Если дойдет и подойдет – чем богаты, тем рады – будем снабжать".
399
Начало ст-ния (пропущена строка) Михаила Кузмина из цикла "Осенний май" (1911): "Бледны все имена и стары все названья – / Любовь же каждый раз нова, / Могу ли передать твои очарованья, / Когда так немощны слова?"
400
Оскар Уайльд (Wildе, 1854-1900) – английский писатель; резкий критик "буржуазной морали" с точки зрения "дендизма", он старался "обратить искусство в высшую реальность и жизнь – в чистую форму воображения". В уничижительном для Г. И. смысле с Уайльдом его сравнивал Эрих Голлербах, вспоминая о петроградском Доме литераторов 1920-х гг.: "…как бы Уайлд чухломской выделки" (Эрих Голлербах. "Встречи и впечатления". СПб., 1998, с.95).