1 июля воздушные сражения над Ла-Маншем достигли макси­мального размаха. В этот день король Георг VI посетил Фолкстоун [136] и Хоукинг. Он хотел увидеть, как строятся оборонные сооруже­ния, как самолеты отправляются на очередное задание, как его любят и чествуют граждане, верные своей стране и своему долгу. Короля сопровождал Лиардет, который ночью собирался прове­рить боеспособность 1-й лондонской дивизии.

3 июля начальник штаба дивизии был снят с должности. Пре­емнику пришлось изучать части и их задачи во время передвиже­ния штаба на новую позицию. В это же время 135-я бригада, прикрывавшая Димчерч, взяла на себя координацию действий 45-й дивизии.

Перегруппировка была совершена в целях лучшего использо­вания будущих подкреплений. Во 2-й лондонской бригаде тоже происходили изменения: 5 июля 1-я Королевская Вестминстерс­кая дивизия передала 1-му батальону лондонской стрелковой бри­гады (1-я лондонская сбр) контроль над аэродромами Хоукинга и Лимпна. Сама же дивизия направилась к Шепердсвеллу, к севе­ру от Дувра. Первая лондонская сбр послала роту к Арпингу (чуть западнее Хоукинга), а штаб бригады предложил “переместить оставшиеся црйска из Гортон-Парка в Сибтон-Парк и Лайминг”. Десятого числа прибыла 35-я пехотная бригада. Она была отправ­лена на остров Шиппи, усилив тем самым позиции 1-й лондонс­кой бригады. Но 35-я бригада была недостаточно боеспособной, после того как в мае попала под обстрел танков Гудериана в Аббевилле, где прокладывала линии связи. Она была плохо вооруже­на тогда (и еще хуже — сейчас). Двенадцатый учебный батальон Ирландских войск отправился в Цитадель у Дувра, для обороны Вест-Даунс. Большинство солдат были хорошо подготовлены и экипированы, но прибытие на фронт столь незначительных сил не могло сыграть большой роли.

В результате произведенных перестановок Кент оказался без прикрытия, а оборона Фолкстоуна была серьезно ослаблена. Ког­да Черчилль посетил этот район 11 июля, он заметил “бедствен­ное положение, до которого мы опустились”. Позже он напишет в своих воспоминаниях: “Бригадный генерал [из 2-й бригады] сообщил мне, что в его распоряжении находятся всего 3 противо­танковых орудия, прикрывающие побережье. Он заявил, что у него имеется только 6 снарядов на каждое орудие, и спросил меня, с вызывающим видом, будет ли ему разрешено “позволить своим людям выстрелить один раз из каждого орудия для практики, [137] чтобы они могли хотя бы ознакомиться с боевой установкой”. Я ответил, что мы не можем позволить себе тратить снаряды даже для практики и что огонь нужно открывать в самый последний момент на ближайшем расстоянии”.

Может быть, вспоминая эту поездку, Черчилль 13-го числа заметил сэру Эдварду Бриджу: “От разных людей я слышу, что еще не настал день молитв и унижений. Не соизволите ли вы узнать мнение архиепископа на сей счет?”

На бытовом уровне премьер-министр был шокирован оче­видной пустой тратой усилий. “Я сомневаюсь в правильности ис­пользования большого количества солдат в строительстве оборон­ных сооружений, — писал он Идену. — Я думаю, сейчас они должны заниматься тренировками и обучением, как минимум 8 часов в день, включая большой парад каждое утро”. Но уже в момент написания этих строк было ясно: времени для подготов­ки больше нет. В любой день на суше могло начаться сражение, которое по своей жестокости превзойдет воздушную битву.

“Мы возлагаем наши надежды на „Люфтваффе” и „Кригсмарине””

За три дня до того, как Черчилль посетил юго-восточный рай­он Англии, в Берлине состоялось совещание на высшем уровне. На нем руководство ОКБ заявило о готовности осуществить опе­рацию “Морской лев”, причем была определена дата начала ре­шающего воздушного наступления. Всю предыдущую неделю Гит­лера одолевали сомнения и надежды. На совещании он, однако, несмотря на огромное напряжение и тревожную ситуацию, твер­до отстаивал свою цель. Адмиралы и генералы должны были со­гласиться с решением фюрера взять Великобританию штурмом. В результате конференция превратилась в формальное выслушива­ние заверений в готовности к наступлению.

Меньше всего проблем, как и ожидалось, оказалось у Браухича. Армия имела достаточно людей и снаряжения, ее степень готовности к операции не оставляла желать лучшего. “Мы возла­гаем наши надежды на “Люфтваффе” и “Кригсмарине”, — нам надо только целыми и невредимыми добраться до места назначе­ния”, — заявил главнокомандующий. А рядом с ним находились те, кто знал, что может поплатиться жизнью за провал операции [138] и создание помех для армии. Как ни были офицеры благодарны фюреру за то, что он вернул им чувство собственного достоинства впервые после разгрома в 1918-м, некоторые из них недолюбли­вали “выскочку-капрала” и осуждали любое рискованное дело, за которое он принимался.

Редер, к всеобщему удивлению, источал абсолютную уверен­ность. Двумя неделями раньше он пренебрежительно говорил од­ному из своих капитанов: “Ну и как — вы действительно рассчи­тываете добраться до Англии?”. В тот момент вторжение каза­лось почти невозможным даже таким оптимистам, как Руге и Лютьенс. Но отступление английского флота из Ла-Манша и по­вреждения, нанесенные пикировщиками английским кораблям, вселили в него явную и определенную надежду.

В целом доклад Редера производил положительное впечатле­ние. Однако гросс-адмирал упомянул о том, что тоннаж, выде­ленный для вторжения, совершенно недостаточен. Не было нуж­ного количества моторных барж. Не хватало крупных кораблей, способных сдерживать Королевский флот. Впрочем, имелось дос­таточно обычных барж и шаланд, так что далее потери при бом­бардировке гаваней до некоторой степени могли быть возмеще­ны. “Я бы сказал: вперед!” — заключил Редер. Кейтель и Йодль издали почти слышимый вздох облегчения.

С сияющими глазами Гитлер обратился к Герингу: “Что ска­жут ВВС?”

“Фюрер, — начал главнокомандующий, — “Люфтваффе” на­ходится в полной боевой готовности. Развитие событий в воздухе за последние три недели указывает, что враг находится на грани поражения. Я могу заверить вас, что все начатое будет завершено, если, конечно, в течение четырех дней продержится хорошая по­года. Когда начнется высадка авиадесантных дивизий, истребите­ли противника будут не в состоянии вмешаться каким бы то ни было образом”. Фельдмаршал поднял общее настроение своей твердой уверенностью. То, что он сказал, хотели услышать все.