Шрифт:
В конце встречи, когда уже были убраны софиты и камеры, и они в непринужденной обстановке пили кофе, обсуждая последние события из мира искусства и кинематографа, француз заявил, что теперь он будет на всех углах говорить, какая мудрая помощница у будущего президента. Алексей Иванович поначалу вздрогнул, а потом засмущался, услышав слова о президенте. Эльвира же неожиданно выступила против его предложения:
– У меня будет к вам просьба, как раз вот этого не делать, прошу вас. Я работаю с Алексеем Ивановичем, если можно так сказать, инкогнито.
– И почему инкогнито? – поинтересовался француз.
– Так задумано, – просто ответила Эльвира. – А здесь я нахожусь под видом работника радио и телевидения.
– Вот как, – оценивающе посмотрел на нее француз. И после небольшой паузы добавил: – Тогда и у меня к вам будет просьба.
– Говорите, я вся внимание, – с некоторой настороженностью произнесла она.
– Вы знаете, я здесь подумал, поскольку вы не представляете ничьих интересов, никаких партий, по крайней мере официально, – при этом он понимающе улыбнулся. – Так вот, я хочу просить вас быть ведущей на спарринг-встрече, уж больно мне не нравятся другие кандидатуры. Мне их сегодня показали. А я, в свою очередь, обещаю походатайствовать о вас перед другими депутатами и руководством совхоза. Думаю, что они меня поддержат. Если вы, конечно, – он широко улыбнулся, – не будете возражать. Во-первых, вы заработаете хорошие деньги. Французское телевидение будет самостоятельно снимать, как мы это с вами уже обсудили, а оно не скупится на такие проекты. А во-вторых, – он чуть помедлил и опять улыбнулся, – кому же, как не вам, вести эту встречу?
«И это входило в ее программу замыслов, – опять подумал Марк Семенович. – Ну, хитра наша прошмандовка. – Но, даже в мыслях произнеся это слово, с опаской посмотрел вокруг себя. – Быть ей возле президента, там ее место», – подвел он итог своим раздумьям.
Эльвира, выслушав предложение директора центра, слегка призадумалась и как бы нехотя ответила:
– Ну, вы походатайствуйте, а я подумаю.
Встреча закончилась к обоюдному удовольствию обеих сторон, с Алексеем Ивановичем – рукопожатием, а с Эльвирой – целованием ее руки.
Народу в доме культуры собралось видимо-невидимо. Казалось бы, какой интерес слушать людей, от которых ничего не зависит в этой жизни, их прогнозы выпадают как раз ровно 50 на 50. Так нет, местные жителей пришли посмотреть на своих избранников. Одеты все были по-праздничному. Остатки мужского племени (совхоз ведь племенной) присутствовали в костюмах, в белых рубашках, без галстуков. Женщины все в цветном, в ярких платках, накинутых на плечи. Приезжие мужчины были в галстуках, а немногочисленные женщины – в костюмах.
Среди последних выделялась Эльвира, прежде всего своей красотой и элегантностью. И если бы здесь проходил конкурс красоты, а не предвыборная борьба, то, несомненно, она бы завоевала первое место. Как и положено ведущей, которой, это теперь хорошо было видно, она хотела стать.
Эльвира необычайно активничала, подходила то к одной, то к другой группе людей, о чем-то говорила с ними, иногда громко завлекательно смеялась, и вообще, обращала на себя внимание. Оказывается, ее многие здесь уже хорошо знали. Она о чем-то постоянно переговаривалась с местными женщинами из доярок или колхозниц. А две из них, две Марии – Мария Терентьевна и Мария Ивановна – так были с ней просто неразлучны. Особенно тепло ее принимали журналисты и телевизионщики, среди них она считалась своей. Ну а в кругу французов она считалась своею уже давно. Ее незнание французского не мешало общению с ними, все они сносно говорили по-русски. Да и потом, согласитесь, какой настоящий мужчина не сможет договориться с красивой, элегантной женщиной? Только самые беспомощные представители сильного пола. Ну, сейчас разговор не о них.
По-разному были одеты и депутаты. Алексей Иванович красовался в ставшем здесь уже привычным строгом английском костюме, при галстуке и белом платочке в боковом кармашке пиджака. По всему было видно, что последняя деталь туалета ему была мало привычна, и вложить ее туда могла только женщина. Периодически он его вынимал и вытирал потную шею. В зале было душно.
Шпеерович косил под рабоче-крестьянского парня. Он был в хорошем костюме, но без галстука и без какого-либо намека на платочек, в общем, так же, как были одеты и остатки местного мужского населения. И, наконец, заместитель Худинского был одет в элегантный зарубежный костюм, похоже, что от Диора, с бабочкой и платочком в боковом кармашке под цвет рубашки.
Открыл встречу руководитель хозяйства, как всегда невесть откуда появившийся. Местные люди к этому давно уже привыкли и особо не роптали. Дело в том, что он уже год не платит работникам хозяйства зарплаты. И не потому, что не хочет, а потому, что у него просто нет денег. Поэтому он появляется и исчезает неожиданно. Понятно, что ему совсем не хотелось выслушивать просьбы и требования о выдаче денег. Одет он был, как и все местные мужики, но что особенно выгодно отличало от всех представителей сильного пола, в том числе и депутатов, – это присущая ему этакая удаль, простор широкой русской души. И еще: говорил он просто, но доходчиво. Может быть, поэтому местные жители, несмотря на то, что он и не платил им, все равно продолжали его любить и уважать.
Внешне – это был мужчина средних лет, с крепко сбитой фигурой, коренастый, этакий грибок-боровичок. Он явно симпатизировал Эльвире, да и она на него поглядывала не как на Алексея Ивановича, а много теплее. Это, конечно же, Марк Семенович заметил еще при первой встрече в гостинице.
Он подошел к микрофону, поздоровался и объявил:
– Для ведения спарринг-встречи нам необходимо выбрать ведущего. – Кстати говоря, на сцене, у кулис, с самого начала стоял субъект – худой, болезненного вида молодой человек, специально выписанный для этого дела из Москвы. Характерной его чертой было то, что он начинал сразу же улыбаться, когда кто-нибудь к нему обращался, а уж потом – говорить. Верный признак человека, постоянно крутящегося возле ТВ.