Шрифт:
* * *
Гомункулус по имени ПопутчикусВ родной Европе (и в реторте) жил, каквздумалось,Договорил, когда впадал в задумчивость:«Когда передовое человечествоОт предрассудков Запада излечится,То в коллектив включившаяся клеточка…»«Ну что тебе, Попутчик-Глупчик, снится-бредится?» —Спросила вдруг Большущая МедведицаИ увезла его к себе — проветриться.Иона из кита, я слышал, выбрался(И кролик проглотил удава в Виннице);Попутчикус в Медведице-гостиницеПисал стихи — хореем и кириллицей.Над белым холодом и гололедицейБыл мир другой, другой Большой Медведицы. * * *
В парке, возле идола безликого,Милая сидела молодежь,И один сказал: раз цель – великая,То сегодня жалость – это ложь!И на мой вопрос они ответили,Что жалеть несчастных – ерунда,Потому что в будущем столетииЛюди будут счастливы – всегда.Подле них слепой старик в колясочкеПродавал лиловую сирень(А в лазури, чуть синея, ласточкиЗолотой пронизывали день).Я надеялся, что он излечится,Свет увидит солнечного дня.Будущее счастье человечестваМало беспокоило меня. * * *
Идеи? Идеалы? – Идолы!О фокусники, лицедеи!Болотные огни, мы вас увидели —И мы не верим вам, идеи!Законами и страхами пугая нас —Скрижали на скале пустынной! —Еще стоят поддельными СинаямиОкаменелые пингвины.И соблазняя сказками о подвигахВо имя правды и морали,О, сколько простодушных верноподданныхПораздавили те скрижали!Пустые маски, чары, совратителиПустых умов — нам вас не надо!Мы не хотим вас слушать, лжеучители!Зачем нам ваша клоунада? * * *
Ржавые рельсы и ржавые рыжие сосны.В рыжих колючках и проволока: поржавелаЛист порыжелый пристал к поржавелойколючке.Рыжая глина. И тени — косые полоски,Тени от проволоки. Трава – там,где мертвое тело, –Рыжая тоже. Эх, тучки небесные, тучки!Рыжая хвоя за шпалами, свет на тропинке:Шибко стреляли, а вот — не видать никровинки!Ржавым забрызгало, что ли, сухой можже-вельник.Ну, размозжили: бежал, да попался,бездельник. * * *
Как будто демон наркоманииНам говорил о тайном знании(Между грехами и стихами):Как будто в голубом тумане иВ ночной стране МарихуанииСквозь музыку, в дыму и гамеРастет нездешнее мерцание.Всему блаженно посторонние,Почти, почти потусторонние,В незримой ложе театральнойМы слушаем — полупечально —Звук облаков на небосклоне иНачало неземной симфонии,Прозрачно-ангельски-хрустальной.Летят с невидимой трапецииМладые боги Древней ГрецииВ метафизическом балете —И в голубой иллюминацииМы ловим их на небе в сети,Мы, чемпионы элевации,Уже на том, не этом свете. * * *
Да ну вас, да ну вас, да ну вас(Закат, предпоследний, погас).Житейская глупость и грубостьУже не касаются нас.Касаются — влажные веткиТвоей побледневшей щеки.Заботы, как бурые белки,Умчались по веткам, легки.И где уж, и где уж, и где ужНам выжить в житейской борьбе?А души — не ищут, надеюсь,Зерна, вроде тех голубей?Да что там, да что там, да что там –И мне, и тебе все равно:К иным, нежитейским заботамПускай добавляют зерно.Пока что — ни много ни мало —Я в парке часок постою,Где черная кошка поймалаПрилежную белку мою. * * *
Одна миллионная миллиметра –Размеры вирусов. Не может быть,Что в результате тумана и ветраОни могли тебя убить.Не может быть, что какой-то вирусТебя убивал, как тать, покаТвои глаза глядели, расширясь,На посветлевшие облака.Тебя, вероятно, убил архангел,Ударил огненным крыломВоитель в небесном высоком ранге,Сопровождаемый орлом?Еще продолжалась инфлуэнца,Еще ты кашлял и чихал,Когда он вылетел из солнца,Как молния сквозь черный шквал?На горную снежную вершинуУпал его свет, и в тот же мигТебя в светозарную дружинуВзял знаменосцем архистратиг? * * *
Барон Мюнхгаузен в пустыне(Где было жарко, желто, сине)Увидел двух огромных львов.Он дрогнул, но, презрев барона,Они друг друга (хладнокровно?И кровожадно!) съели. Во!От них ни крошки не осталось.И пальма рыжая качаласьНад желтизной, под синевой.Вот если б в желтеньком простореДруг друга съели — Смерть и Горе!Чтоб лев питался светом звездИ чтобы в радостном покоеБежало стадо к водопоюБессмертных и счастливых коз.