Шрифт:
* * *
Слетают желтоватые пушинкиПленительного липового цвета(На души наши, душеньки, душонки),как золотые райские снежинки.А после – листья полетят, желтея(Так огненные языки сходилиКогда-то на апостолов). Но этоНe скоро, через двадцатьдве недели.А в парке есть кафе, и рюмка рома,Как золотая лилия, блистает,И над горячим золотистым чаемКолеблется немного фимиама.А озеро озарено осанной,В нем серебрятся рыбы, ветки рая.Как нежно ветер воздухом играет,Как шевелит немеркнущей осиной.Мюнхен, 1961 * * *
А если все-таки – война?А если – не минует чаша?Ночь выжидательно темна,И черный сад – как злая чаща.(А Гефсиманский сад – шумел?)И странный, тихий спор (ты слышал?):– Как много надо искупить…– Как беззащитно спят и дышат…– Непрочный мир непрочных дел…– Да, всё, как тоненькая нить,Но если есть Христос, тогда ведьОн может – правда? – охранить,Спасти, остановить, исправить?– Оставь, не знаю, может быть…Гавайи, 1965 * * *
Тени войны на замерзшей дороге. Ужеих не видно. Пустые пещеры ночи. Ледяныеводопады ночной темноты. Черныелавины безмолвия. Безлюдныекаменоломни печали.Я заблудилсясреди ночных сталагмитовмоего одиночества.И клочья дымаспят, как летучие мыши,в обугленных трещинах мира.Канзас, 1964* * *
В газете пишуто войне и о смерти,но мальчик лет пятииз этой газетысделал кораблик,плывущий по озеру.Может быть, если б умел,он сделал бынастоящую бабочку, настоящее облако?Важно, что все жеон сделал кораблик,сделал из вести о страшном,почти как поэт – стихи.Стихи ведь тожевроде летучей игрушки,даже если в нихговорится о смерти,о горе и смерти –не правда ли?Канзас, 1964 * * *
На обугленной стенеКопоть, будто черный иней.Песок остывший, пепел синий,Темный дым и тень в окне.Черный дым и черный дом,Дымный дождь золу смывает.Холодным ветром, ночным трамваемПрозвени чужой Содом.Все в холодной саже тьмыСожжено, оледенело.Рисунок углем, почти без мела –Как пейзаж и той зимы.Той – на русском берегу:Пепелище, погорельцы.И воздух жесткий, как будто тельцеМертвой ласточки в снегу.Чикаго, 1962 * * *
Земное гноище –Огромным пожарищем?Ну что ж: пепелищеНам станет пристанищем.И будет на светеНи ад, ни чистилище,А попросту – кладбище,Скучное зрелище.И будут лежать,Как под райскими кущами,Товарищи-братья,Богатые с нищими.Мексика, 1964* * *
Страшные где-то галактики,Страшные звезды вселенной…В парке бродяги горланили,Пели (грустней, веселее…).Был полон печалью осениВесь парк (и липы, и клены).Над ним разлетались в космосеФонтаны фотонов, волны.Что ж, космос, накручивай эллипсы,Вдаль улетай по спирали…Полны надышанной прелестиНаши земные печали,Точно уютные мелочиВ доме, где мы вырастали.Сан-Франциско, 1965 * * *
Видимо, напрасны обращения –Обвинения, благодарения, –Ясно, что не отвечает небо.Все-таки – посмотришь ранним вечером:Светится голубоватым глетчером.(Знаю сам, что холодно и немо.)Видимо, и нет престола Божия:Только небо, на покой похожее,Серебрится, бледно золотится.Это просто метеорология.(Отчего заговорил о Боге я?)Вечереет. Кажется, зарница.Канзас, 1963 * * *
Бывает, светится мореСквозь тени осенней рощи.Бывает, сквозь летний дождикПроступит ясное небо.И кажется вдруг, что в мире –Следы чего-то другого(Вот так в шевеленье листьевНевидимый виден ветер).Как будто сквозь близкий шелестТы слышишь далекий голос –Как будто сквозь дали небаТак близко далекий голос.Мюнхен, 1961 * * *
Я знаю – не все ненужно,Не все напрасно.И небо не зря жемчужно,Светло, прекрасно.Ну да, оно станет темным,Но и в туманеМы свет безоблачный вспомним,Виденный нами.Что делать, что в нашей властиТак мало жизни.Как рыбку, быстрое счастьеВ ладонях стисни.Мелькнет, как в небе синица,Рыбка-принцесса.Но долго счастье хранитсяВ памяти сердцаВена, 1960