С одним телохранителем было покончено!

В этот миг толмачу удалось ухватить своего противника поперёк, крепко прижав

его руки к туловищу. Теперь воин был лишён возможности воспользоваться оружием. Он извивался как змея, шипел, брызгал слюной и брыкался, пытаясь вырваться из захвата. Но боярин держал крепко, точно капкан куницу.

Удар нагайкой пришёлся по его щеке, задел верхнюю губу и подбородок,

но, к счастью, миновал глаз. Из страшной раны каплями сочилась кровь и её вид

подействовал на Симакова как красная тряпка на бодливую корову. Переступив через поверженного врага, он сходу крутанулся вокруг себя и с разворота, от души, нанёс противнику толмача /это он стегнул нагайкой / сильный удар левой пяткой в лоб!

Голова удерживаемого боярином воина запрокинулась назад, с громким треском выворачивая шейные позвонки. Рот монгола широко раскрылся в без-

звучном крике, из него вырвалась кровавая струя. Щёлочки глаз распахнулись

и застыли; тело обмякло и, как только боярин разомкнул захват, замертво рухнуло на шкуры.

"Второй готов!" — перевёл дух Симаков.

На схватку с телохранителями у него ушло ровно четыре секунды!

За это время Богдыхан успел привстать с трона и на одну треть извлечь саблю из ножен. Уголки его перекошенного рта судорожно подрагивали, в них появилась пена; жидкая козлиная бородёнка мелко тряслась, а морщинистые дряблые щёки заметно посерели. Он с ужасом уставился на Симакова и несколько раз

безмолвно открыл и закрыл рот, пытаясь позвать на помощь наружную охрану.

Но от страха и ярости смог выдавить из глотки только невнятные всхлипы и урчание.

— А ведь он, собака, может в любое время совладать с собой и заорать как реза-ный, во всю глотку! Тогда его услышат на улице и в шатёр ворвётся всё его вой- ско! Этого никак допустить нельзя!

Оглянувшись на стражников у входа, которые только-только начали осозновать, что произошло, он бросился к Богдыхану!

До трона было не менее восьми метров. Симаков преодолел это растая-ние за треть секунды! Взлетев одним мощным прыжком на возвышение, он молниеносным ударом-уколом ткнул плотно сжатыми прямыми пальцами в выпирающий кадык монгольского предводителя и перебил гортань, заставив тем самым Богдыхана замолчать навсегда. Теперь тот только хрипел да шипел, ровно гадюка на болоте…

В следующее мгновение Симаков ухватил тщедушное старческое тело за

грудки, с силой выдернул из трона и приподнял в воздухе, намереваясь тут же и свернуть поганому шею, но не успел…

Потому что ощутил между лопаток укол тревоги!

Мгновенно обернувшись, он увидел, как один из воинов, стоящих у входа в шатёр, размахнулся и метнул в него копьё. Раздумывать было некогда. Симаков с разворота швырнул хана навстречу летящему в него со свистом древку.

Широкий, остро отточенный наконечник впился в спину Богдыхана как раз между лопаток, когда тот ещё летел по воздуху. Пронзив старика насквозь, он полностью вышел из груди, сорвав по пути месяцеобразный медальон. К подножию трона скатился уже бездыханный труп! К счастью для русичей, шкуры заглушили шум его падения.

Однако, в шатре невредимыми оставались ещё двое телохранителей на входе и от них можно было ожидать чего угодно. Они могли и заорать, и выскочить наружу; а то ещё каким-нибудь иным образом поднять тревогу.

Но, к счастью, воины не сделали ни первого, ни второго, ни третьего, посчитав, видимо, ниже своего достоинства звать на помощь, когда врагов всего двое, да и те безоружны. К тому же оба на какое-то время застыли в шоке, увидев, что копьё одного из них поразило не пленника-уруса, а всемогущего хана. Эта заминка стоила им жизни…

Пока Симаков возился с Богдыханом, толмач тоже не дремал, проявив себя опытным воином. Он нагнулся к лежащему у его ног монголу, сорвал с пояса

кинжал и почти без замаха метнул его в того воина на входе, который кинул ко-пьё. Телохранитель как раз словно окаменел, увидев, что натворил его бросок.

Лезвие кинжала, молнией сверкнув в полумраке, по самую рукоятку вошло в его правый глаз. Воин тихо вскрикнул и завертелся волчком, схватившись руками за лицо; но тут же упал, пару раз дёрнулся и затих….

Второй монгол покосился на труп напарника и, отбросив копьё в сторону, выхватил саблю. Тихо подвывая: "У-ю-ю-й, шайтан!" — он ринулся на Симакова, который спрыгнул с возвышения и склонился над ханом. Атака последнего телохранителя не стала для того неожиданностью. Наоборот, он только и ждал её. Схватив ханскую саблю, он кинулся навстречу монголу, но тут вдруг сообразил, что звон стали непременно привлечёт внимание многочисленной охраны снаружи. Тогда случится большая беда и им с боярином никогда уже не уйти из становища поганых. Нет, действовать надо было иначе — по-тихому, не поднимая излишнего шума!