– Вы что, в туалет хотите? Хотите, так идите, мне еще долго писать.

– Нет, не хочу. Просто я, глядя на вас, неловко себя чувствую, – соврал я и отвесил ей пару очень грубых, пошлых комплиментов. Дама «треф» проглотила их, не разжевывая, и, улыбнувшись, предложила мне «присесть». Закончив писать в свой кондуит что-то, по всей видимости, представляющее государственную важность, она вновь улыбнулась мне и сказала, что теперь я могу пройти к Элле Сергеевне.

– И что, больше ничего не требуется? – обескураженно спросил я.

– Ой, да все вы, которые сюда ходят, одним миром мазаны, – отмахнулась трефовая дама, – Я ж не девочка, чтобы перед вами уши развешивать. Бумажки ваши я просмотрела, это все пока, как говорится, ни о чем. Когда ИРД станете проходить, там видно будет. Пока то, что я видела, мне не очень понравилось, скажу честно. Я свое заключение сделала. Дальше вам Элла Сергеевна нужна. Зайдите к ней. Не знаю, что она вам скажет.

– Но, как же… А вот…

– До свидания. – И она почти вытолкала меня за дверь, точно учительница из класса выставила докучавшего ей школяра.

Оказавшись в коридоре со своими бумажками, я принялся тупо глазеть в них и не сразу увидел, что в верхнем правом углу одного из листков стоит крохотный карандашный крестик. Что это за крестик такой? Откуда он взялся? Может, это знак «плюс»?

Я не знал тогда и не мог знать, что таким образом дамы общаются между собой. Эмма Геннадьевна была первой линией обороны, она оценивала визитера и выносила свою короткую резолюцию, руководство к действию для своих товарок, которых лучше было бы назвать «подельницами», так как по всем им давно уже плачет Владимирский централ, где ветер северный и что-то еще, такое же малоприятное. Крестик действительно был «плюсом», и это означало, что со мной вполне можно иметь дело, и я не какой-нибудь гнилой стукач или, еще того хуже, засланный казачок.

Элла Сергеевна – дама «бубен»: очень широкая в бедрах и узкая снизу и наверху, увидев «крестик», вяло улыбнулась и вяло спросила, сколько у меня деревьев.

– Шестьдесят два, – признался я.

– Вот как? Это много, – вяло ответила дама «бубен» и вернула мне бумаги, где под первым крестиком я увидел второй. И честное, благородное слово, что я не видел, когда она его поставила! Вялая, а фокусница еще та. «Меланхоличная флегма дает уроки факирского мастерства. Только ловкость рук и никакого обмана. Оплата сдельная». Надо сказать, что я еще ничего никому не платил и действовал в точности так, как науськивал меня Рубен: «Дашь только в самом конце».

Третью даму, червовую, звали Элина Алексеевна: рот у нее был «сердечком». Милашка под шестьдесят. Сложный аромат косметики: духов «Герлэн», что делаются специально для теток в возрасте, и всего прочего, начиная от пудры и заканчивая подмышечным дезодорантом. Брючный костюм «а-ля губернатор Матвиенко». На голове, кажется, парик. «Сколько, значит, у вас там деревьев?» – «Шестьдесят два». – «Вот как? Это много. Сколько будете вырубать?» – «Тридцать четыре». – «Вот как? Это много. Компенсационную посадку надо будет произвести. Посадите шестьдесят восемь деревьев, и за каждое вырубленное штраф». – «Без ножа режете, это ж какие деньги!» – «Ничего не могу поделать». – «А если бы вот как-нибудь так?» – «Зайдите к Эвридике Гарпиевне в семнадцатый». – «А вы можете сказать…» – «Я и говорю: зайдите в семнадцатый к Эвридике…» Черт!

…«Тройка, семерка, пиковая дама», – бубнил Герман, слоняясь по территории дома скорби нумер восемь, будучи завернутым в смирительную рубашку. Пиковая дама довела этого мистически настроенного молодого человека до цугундера. Дама «пик» по имени Эвридика Гарпиевна была копией Эстер Мордыхаевны из Генплана, а значит, и копией Маргарет Тэтчер в прежние годы. Это сходство меня совершенно успокоило, и я, не дожидаясь приглашения, сел, заложил ногу за ногу и похрустел пальцами рук, сцепив их в замок и обняв колено.

– Не хрустите пальцами, – строго сказала пиковая дама, – терпеть этого не могу.

– Простите. Жизнь довела, – откровенно признался я. – Столько всего навалилось разом, порой забываешь о принципах поведения в дамском обществе, начинаешь скрипеть частями тела и так далее.

Она с удивлением посмотрела на меня, улыбнулась, и я улыбнулся ей в ответ. Тогда она снова улыбнулась, и я улыбнулся еще шире и даже немного высунул язык, что ей невероятно понравилось: она хихикнула:

– Вы смешной и остроумный молодой человек. Здесь таких почти не бывает. Сплошь отставные военные пенсионеры от сорока пяти и старше. Юмор у них, сами понимаете: ать-два, левой-правой… Так вы, значит, строитель? Собственник бизнеса? Очень любопытно.

– Вы знаете, так получилось. Супруга оставила наследство, и вот решил его в дело пустить.

Этой Эвридике Гарпиевне стало совсем интересно, и она навалилась на стол всей своей грудью, а грудь у нее была, между прочим, большая:

– Скажите пожалуйста?! Он уже и женат был! А что же случилось с супругой?

– Погибла от рук собственной дочери, – честно признался я, – жена была меня старше на двадцать лет, а ее дочке было шестнадцать. Они подрались из-за меня.

– Господи Иисусе! – Пиковая дама всплеснула руками. – Да что вы говорите?! Из-за вас подрались мать и дочь, и что же, они, выходит, поубивали друг друга?!