Шрифт:
Я вовсе не хочу обидеть своего читателя или, не дай Бог, унизить его. Я лишь хочу сорвать карнавальные маски, показать то подлинное, что скрывается под дизайнерскими костюмами. Это подлые, мелочные души алчных тварей Божьих, которые именуют себя успешными людьми. Знаете, очень тяжело говорить об этом именно так, сидя в кабинете на тридцать первом этаже и глядя на Москву с высоты орлиного полета. Именно «глядя», а не «любуясь». Какого черта им любоваться, этим городом-проституткой, городом-сутенером, городом-барыгой, городом-спекулянтом и городом-бандитом? Городом принцев и нищих, городом, который не верит слезам, а верит только в бабло, без которого в Москве ничего не решается, а уж в Москве-строительной и подавно.
В мае, с готовым проектом на руках, мы в составе: Ник Ника Лучезарного и Мудрого, Рубена-Великого и меня, грешного, приступили к последнему решающему этапу: согласованию проекта в «Центркомархитектуре» у мсье Кузькина, имеющего на Рублевском шоссе дом на территории в полтора гектара. На той же территории, что и дом, выстроена у Кузькина добротная каменная, трехэтажная постройка, которая многими неопытными принимается за основное здание. На самом деле это прачечная.
Тогда я впервые был Кузькину представлен, допущен к руке, приглашен на банкет по случаю какого-то события (Ник Ник был честным человеком и честно доносил все конверты, которые я ему передавал для мсье Кузькина, ничего оттуда не вытаскивая) и даже напутствован чем-то вроде: «Продолжайте в том же духе. Город нуждается в честных строителях и интересных проектах». После этой встречи я впал в состояние эйфории и порывался облобызать Ник Ника, чему тот интеллигентно препятствовал, в шутку послав меня к хуям, тем самым явив образ настоящего строителя до мозга костей.
После Кузькина, обежав в последний раз гаишников, четверых дам, Самуилыча и пройдя второй регламент, мы в том же составе заявились на экспертную комиссию, состоящую из пятерых старцев, плохо слышащих и видящих, чьи органы чувств начали нормально функционировать лишь после того, как каждый из них получил по десять тысяч долларов. Немного повыпендривавшись, они пришли к выводу, что «в целом все нормально, но надо добавить побольше лавочек и расширить детскую площадку», после чего каждый из них неразборчиво подписался на проекте, и на этом многомесячная морока, которая стоила мне чертовой уймы денег, была окончена. Осталось потратить еще полмиллиона долларов на рабочую документацию по всем разделам проекта, но всем этим занимались уже Ник Ник с Рубеном. Дело стремительно шло к началу стройки как таковой, и я радовался, как ребенок, не подозревая о том, какую свинью приготовила для меня судьба и уже вот-вот собиралась подложить мне ее: грязную и вонючую. Кстати, что значит подложить свинью? Куда ее подкладывают? Быть может, в чистую постель? Уж лучше бы это было так, чем то, что случилось на самом деле.
2
Увы, нельзя раздвоиться и сделаться хитрым и двужопым Янусом, который видит и контролирует все, что есть на свете. А жаль. Я увлекся процессом, который казался мне созидательным, а на самом деле был не чем иным, как попыткой нереально нажиться и ощутить свою исключительность, вернее ту ее иллюзию, которую дарят деньги. Вообще деньги – это хорошо со всех сторон, и нет в деньгах ничего, что можно было бы критиковать, если вы, конечно, не полный идиот, считающий себя пророком Иезекилем, который, сдается мне, пророчествовал не на пустой желудок и вообще был порядочным ростовщиком. Когда везде хочешь поспеть сам, рассчитываешь только на себя и преуспеваешь в главном, когда начинаешь чувствовать себя победителем, то и в голову не приходит, что беда ходит где-то неподалеку и готовится дать тебе хорошего пинка по заднице кованым носком своего ботинка сорок седьмого размера (именно такой размер носил Блудов). И тогда так становится больно, так печально оттого, что ты прохлопал приближение беды, что позволил ей подойти к тебе так близко, что сил на исправление ситуации может и не хватить. Это как раз тот случай, о котором говорят: «И руки опустились и повисли вдоль согбенного туловища бессильными плетьми» – и всякое прочее блядословие в том же духе.
Я не случайно упомянул о Блудове. Он недолго прикидывался приличным менеджером среднего звена, вздумавшим начать новую жизнь в Москве. Его наклонности рецидивиста, сама того не желая, стимулировала Сара, бурятская художница, вздумавшая забеременеть. И началось:
– Коленька, у нас ребеночек будет, – обрадовала она Блудова, как только почувствовала первые признаки тошноты и тяги к солоноватой пище.
– Ты что? С ума сошла, что ли?! – всполошился Блудов. – Какой, на хрен, ребеночек? Где он будет-то? В съемной однушке? Ты как себе это представляешь? У нас денег и так кот наплакал, а тут еще спиногрыз на мою голову. Нет-нет, и слушать ничего не желаю. С зарплаты аборт сделаешь и все тут.
– Господи, – заплакала Сара, – да как же это? Как же аборт-то? Я думала, у нас с тобой семья будет, что заживем, как люди живут, счастливо, втроем. А ты?
– А чего сразу я-то? Мы еще не расписались даже, ребенка тем более не планировали, а ты вон как извернулась. Как это у вас так получается-то, в самый неподходящий момент беременеть? Вот же чертовы бабы! Да как ты не можешь понять, что нет у нас возможности ребенка иметь, нету! Мы с тобой в этом городе чужие, и мы здесь никто. Работаем на какого-то молодого козла, а с ним еще неизвестно что будет. А вдруг его хлопнут? Мутный он какой-то. Вот ты, например, уверена, что зарплату в конце месяца получишь? Что не вышибет он тебя? Уверена? И я не уверен.
– Найди тогда новую работу, – неуверенно предложила Сара.
– С моим веселым прошлым?! – взвизгнул Блудов. – Да если даже я ее найду, эту новую работу, то что изменится? Мне что, сразу станут платить в сто раз больше и мы сможем купить квартиру? Сара, дети должны расти в собственном доме, а не скитаться по углам вместе с родителями-неудачниками. Чтобы нормально себя чувствовать в Москве, надо иметь деньги, значит, надо их пиздить! Здесь все так живут, кто хочет жить нормально. А я от старых дел отошел и хочу только одного: спать спокойно. Чтобы не сидеть и не думать, с какой стороны придут мне голову рубить чеченцы какие-нибудь или даги [7] . На хуй! Сказал, аборт, значит, аборт. Не нужен нам пока этот ребенок. Потом, попозже, когда что-то изменится в лучшую сторону.
7
Даги – здесь дагестанцы.
– Ну, тебе не нужен, так мне нужен, – с презрением бросила Сара, вышла из комнаты и спустя мгновение вернулась, держа в руках свою большую спортивную сумку, куда принялась кидать немногочисленные вещи: одежду, косметику, альбом с рисунками.
– Ну ладно, ладно, – миролюбиво попытался загладить ситуацию Блудов, любивший Сару. – Куда это ты собралась?
– Тебе-то что? Ты мне не муж, а ребенку не отец. Меня мама тоже без мужа родила, так что это наследственное: стану матерью-одиночкой, а ребенка своего не убью. Лучше никакого отца, чем такое дерьмо, как ты. Чему бы ты его научил? Как сидеть в мышиной норе и раз в месяц выбегать за куском бесплатного сыра? – Она собралась, надела туфли, подняла с пола не слишком тяжелую сумку. – Прощай.