– Вот и все. – Улыбаясь, Витька посадил шарик на колено.

– Неужели не горячо? – осторожно спросил Корнелий.

Витька задумчиво покачал головой. Двинул ногой, послал шарик на другое колено. Потом на плечо…

– Ты когда-нибудь взорвешься, – печально предрекла Анда.

Витька покосился на молнию, словно она была присевшей на плечо птахой.

– Она никогда не взорвется. Она живая. Кто живой хочет сам взорваться? Надо только не обижать ее.

Анда насупленно сказала:

– Раз уж фокусничаешь, залечи у девочки ногу. Такой порез, никак не затягивается.

Витька быстро встал.

– Где?

Ребята сидели в круглой, как внутренность громадной бочки, дощатой комнате. На брошенных у стены резиновых матрацах. Они были сытые и умиротворенные. На Корнелия глянули с сонными улыбками и без вопросов. Никуда им больше не хотелось.

– Гуси-гуси, га-га-га, – неожиданно для себя сказал Корнелий.

Кажется, получилось неуклюже. Но нет, ничего. Глаза у ребят хорошо заблестели. Только Чижик, видимо, решил, что опять куда-то надо идти:

– А нам Анда обещала, что тут будем ночевать…

– Раз обещала, так и будет, – успокоил Корнелий.

И здесь шагнул вперед Витька:

– Здравствуйте.

Надо было слышать это «здравствуйте»!

До сих пор Витька был обыкновенный мальчишка – славный, смелый, озорной, но в общем-то понятный (несмотря даже на фокусы с молнией). А теперь мгновенно вспомнилось Корнелию слышанное от Петра: «Я несколько раз встречал мальчика оттуда. Удивительная отвага и ясность души».

В Витькином «здравствуйте» не было ни детской скованности, ни хозяйского превосходства, ни настороженности мальчишки, который знакомится с чужими ребятами. Ни единой темной нотки. А было это – как самый доверчивый и спокойный шаг вперед: «Вот он я. Я такой же, как вы. Хорошо, что мы встретились».

Корнелий вдруг подумал, что, наверно, в свои счастливые дни так здоровался с людьми Цезарь.

«Опять Цезарь. Святые Хранители…»

Ребята вроде бы не двинулись, но Корнелий ощутил, как они потянулись к Витьке. Безоглядно. Даже умный и осторожный Антон.

А Витька сказал деловито и ласково:

– У кого нога больная? У тебя? – Он сел на корточки перед Татой. – Давай-ка разбинтуем. Не бойся. – Шарик молнии неотрывно держался у него над плечом.

Тата слегка надулась, но дала размотать бинт. Витька поморщился и тихо присвистнул.

– Ну, ничего… – Он посадил светящийся шарик на указательный палец.

Тата отодвинулась.

– Я его боюсь.

Со снисходительностью старшего брата Витька разъяснил:

– Он не горячий. Даже не щекотит. Вот, смотри… – Он провел шариком по локтю с засохшей царапиной. Царапина исчезла, оставив на коричневой коже розовый след. – Веришь?

Тата вздохнула и отодвинулась к стене.

– Ладно. Только я закрою глаза.

– Закрой, пожалуйста. И сосчитай до тридцати…

За полминуты в полном и внимательном молчании все было закончено. Глубокий, сочившийся сукровицей разрез плотно затянулся, превратился в красноватый рубчик.

– Вот и все. И бинтовать не надо… Кто еще пораненный? – В голосе Витьки опять звучали обычные озорные нотки.

– Никого, – сказал Ножик. – Царапины и так засохнут. На безындах все заживает без лекарств.

– Не все, – возразил Витька. – По себе знаю…

– Ты же не безында!

– Я такой же, как вы.

– Зачем ты говоришь неправду? – с мягким упреком сказал Илья. – Чтобы сильнее понравиться нам?

– Я правду говорю!

Витька вздернул на животе майку. На пояске его мятых шортиков блестела черно-лаковая коробочка со шкалой – миниатюрный уловитель индексов. Витька оттянул ее на эластичном поводке, повел сетчатым глазком по ребятам, потом повернул к себе. Уловитель молчал и не светился. И лишь когда глазок скользнул по Корнелию, в коробочке ожил мягкий зуммер. Выпрыгнули на шкале зеленые циферки. Все разом посмотрели на Корнелия. И он почувствовал себя, словно его в чем-то уличили.

Антон быстро сказал Витьке:

– Вот полечи-ка ты руку у господина Корнелия…

Только сейчас Корнелий вспомнил, что в сумерках зацепился часами за сучок и рассадил на запястье кожу. Он приподнял обшлаг пиджака. Припухшие, налитые кровью царапины были похожи на след когтистой лапы. Они шли через белые бугорки индексной прививки.

– Снимите часы, – попросил Витька. – А то испортятся.

Желто-огненный, стремительно вертящийся шарик сидел на Витькином мизинце послушно и бесшумно. Зато направленный на Корнелия уловитель аж заходился зуммером.