Шрифт:
– Пожалуйста, – усмехнулся Корнелий, моментально оттаивая. Они встретились глазами. И Корнелий опять поймал себя на желании провести ладонью по щетинистому шару прически Цезаря. И был почти уверен, что Цезарь тогда улыбнется и станет славным, добрым мальчуганом. Но не решился, только рукой качнул. А Цезарь, потупясь, проговорил:
– Если бы не вы, сержант скрутил бы меня.
– Видимо, за тобой следили.
– Видимо… Я вчера пробрался домой, там никого. Бим наглухо отключен. Включил – а он меня даже не узнает… Позвонил папиным друзьям, они говорят: «Кажется, папа и мама уехали в столицу, хлопотать за тебя». А еще говорят: «Вернись в школу»… Но я остался, переночевал…
– Может быть, эти… знакомые твои и сообщили уланам, что ты дома?
– Не хотелось бы так думать, – очень серьезно отозвался Цезарь. – Скорее, уланы догадались сами, это нетрудно. Не надо было оставаться на ночь, но я все ждал: вдруг мама и папа вернутся.
– А потом?
– Утром решил ехать в столицу, искать их.
Жалость резанула Корнелия: совсем малыш.
– Один? Почти раздетый, с десятью марками?
– Я больше не нашел дома денег. Думал: проскользну без билета. А вещи в дорогу я взял… Не думайте, что такой уж глупый… Сложил в туристский ранец, перекинул через забор, в переулок, а сам вышел через калитку. Хотел сперва осмотреться, а потом подобрать…
– Значит, боялся, что следят?
– Конечно.
– Боялся, а топал посреди улицы, – с мягким упреком сказал Корнелий.
Цезарь честно шмыгнул носом.
– Когда прячешься, еще страшнее.
– Пропал твой багаж. Теперь туда возвращаться нельзя.
– Разумеется. Разве что ночью.
«И ночью нельзя. И вообще нельзя тебе в городе, Чек… Путь один – в таверну «Проколотое колесо».
Но интуиция говорила Корнелию, что в таверну следует идти лишь в сумерках.
– Чек… Чезаре… А куда ты сейчас меня ведешь?
– В парк. Я в нем все места знаю, мы с папой любили там гулять.
– Но… сейчас-то нам не до гулянья, а?
– Там есть остатки старого форта. С подземельем. Про него мало кто знает, а мы с папой лазили. Там глубоко, уловители не возьмут, можно отсидеться. А я буду приносить вам еду.
Лишь сейчас Корнелий понял: Цезарь спасаетего! А тот вдруг сказал взрослую фразу:
– Я не могу допустить, чтобы вы снова рисковали ради меня.
– Господи, Чек… Но при чем здесь подземелье? Ты же видел: уловитель меня не берет.
Они миновали седловину перешейка, и начался подъем. Сухая хвоя скользила под ногами. Цезарь слегка обогнал Корнелия и теперь оглянулся. Спросил – и виновато, и снисходительно:
– Вы думаете, я могу обезвредить все уловители? Даже локаторы?
Видимо, изумление отчетливо изобразилось на лице Корнелия. Цезарь остановился.
– Или… вы думаете, что у вас по правде исчез индекс? Я просто отключил у сержанта уловитель.
Да!.. Выброшенная вперед ладонь (похожая на ту, что венчает храм Девяти Щитов, только маленькая), выгнутая в защищающем порыве… Неужели правда? Он это может? Или фантазия мальчишки?
Корнелий пальцами собрал складки на лбу. Сто вопросов, путаница догадок. Постой, не испугай мальчика.
– Что с вами, господин Корнелий?
Он выдавил улыбку:
– Ничего… господин Цезарь. Просто удивился. И давно ты научился так шутить с уловителями?
– Да я и не шутил. Сперва я просто открыл, что могу издалека зажигать и выключать лампочки. Потом электронные часы остановил. Протянул руку и… мне от мамы тогда попало. А уловитель был папин, служебный. Я не вытерпел, попробовал. Он – крак. Папа не сердился, только велел молчать про это. Ох, а я проболтался вам.
– Я клянусь молчать.
– Да, пожалуйста, – вздохнул Цезарь.
Духота измучила Корнелия. На подъеме противно заперестукивало сердце, майка прилипла к спине. К счастью, скоро они вышли на край мыса. На стометровый, покрытый кустарником обрыв. Отсюда видно было Заречье, Славянский и Пристанской кварталы с невысокими домами и редкими стеклянными коробками офисов. Затем – зелень дачного пояса, а потом поля с гребенкой отдаленной лесополосы. И летел из-за реки живой, прогоняющий удушье ветерок. Корнелий сладко и старательно отдышался. Цезарь терпеливо стоял рядом. Но, кажется, слегка нервничал. Корнелий глянул на него, потом по сторонам… и вздрогнул: в кустах заметил человека. Но через секунду понял: скульптура.
Это была небольшая, в натуральный рост, фигура мальчика из черно-зеленой бронзы. Мальчик – босой, длинноволосый, в мятых штанах до колен и широкой матроске – стоял на низком, затерянном в траве постаменте. Смотрел за реку. Скульптор сделал его изумительно живо. Волосы были отброшены ветром, воротник и галстук матроски словно трепыхались.
Кто же это? Откуда он? Сколько лет стоит здесь, что высматривает в заречных далях?
Казалось, до скульптуры ли? Но Корнелий не устоял перед любопытством. Тронул Цезаря за плечо и пошел ближе к бронзовому мальчику. Цезарь – следом.