— Это не я решаю, а великий князь Московский! — ответил посол, и сразу же великолепие шкатулки померкло в его глазах. — Деньги бери. Скажи, сколько?

Асхат недоуменно уставился на епископа — Дескать, договорились же — и потянулся к ларцу.

— Мы покупаем браслет, — решительно сказал Иоанн. — Сын мой, — обратился он к служке, — принеси красную коробочку. На столе сбоку стоит.

Служка, поклонившись, ушел.

Семен, ничего не понимая, только глазами хлопал.

— Великий князь Московский Димитрий Иоаннович прислал мне охранный лист, который просит за браслет жены пророка купец агарянский, — пояснил архиерей по-русски. — Я волен распорядиться сим листом, как того пожелаю. Только имя вписать. Так что один добрый поминок мы с тобой отыскали.

— Спасибо, владыка, от всей земли Русской!

— Пустое, — отмахнулся старик и обратился к купцу по-татарски: — Ты еще коня обещал, Асхат.

— Коня я передал твоим конюхам.

— Тот самый конь?

— Тот. Акбар зовут.

— Что за конь? — встрепенулся Семен Мелик.

— Это наши расчеты, — ответил ему Иоанн по-русски. — Вызволил я однажды купца этого из смертельной беды, вот он и отдаривается. Купец совестливый, ему верить можно.

Тем временем служка принес пенал красного дерева, подал хозяину. Епископ открыл его, вынул пергаментный свиток и развернул.

Служка подал Иоанну гусиное перо. Старик, подслеповато щурясь, обмакнул перо в чернила и четким красивым почерком вписал в документ имя арабского купца. Служка проворно посыпал свежую надпись специальным песком, взял лист за оба конца, подержал немного на весу, сдул песчаную пыль.

Иоанн взял у него свиток, проверил висячую серебряную печать, на которой с одной стороны был отчеканен крылатый воин с мечом, а с другой оттиснуто: «Великий князь Московский и Владимирский Димитрий Иоаннович».

— Вот тебе договорная плата за браслет жены пророка Магомета, Асхат. — И протянул грамоту купцу.

— О-о, это хорошая плата, мулла [62] Иван! — Араб обеими руками принял свиток. — Больше ничего не хочешь купить? — спросил он у Семена Мелика.

— Нет. Может, потом когда. — Про саблю он уже позабыл.

— Тогда позвольте мне удалиться, — поднялся Асхат. — Пусть Аллах всемилостивейший поможет вам в ваших трудных делах. О-о, нелегко предугадать свою судьбу перед троном султана Дешт-и Кыпчака! Но Али-ан-Насир милостив, а дары ваши смягчат его сердце.

— Спасибо тебе, Асхат, — поблагодарил Семен Мелик.

— Приходи, если что, — напутствовал араба Иоанн. — Я всегда готов помочь тебе.

Они славословили друг друга, покамест слуга проворно складывал товары в мешок.

Епископ не предлагал гостю каких-либо яств, знал: правоверный мусульманин не будет есть в доме христианского священнослужителя, хоть четвертуй его. Что же касается браслета Хадиджи, то Асхат искренне верил тому, что если на этом серебре хоть раз остановился взор пророка Мухаммеда, то любой прикоснувшийся к святому украшению обратится в истинную веру. Так наставлял его имам [63] Сафар-Алла — настоятель соборной мечети Сарая ал-Джедида. К тому же не сегодня, так завтра священный браслет будет принадлежать Зейнаб-хатын — любимой жене Али-ан-Насира. А он — Опора Ислама в Высочайшей Орде.

Семен Мелик спросил на прощание:

— Где найти тебя, если я захочу купить твои товары?

— На большом базаре. Мою лавку тебе всякий покажет, — ответил Асхат и, поклонившись в пояс, покинул горницу.

Как только купец и его раб ушли, служка сказал:

— Невольник хотел поговорить с тобой, болярин Семен.

— Эт-то еще зачем? — удивился посол. — И на кой ляд он мне сдался, невольник?

— Не отказывайся, — посоветовал ему Иоанн. — Тут иной раз от раба такое услышишь, что и сотня доглядчиков не выведает.

— Где я его увижу? — хмуро глянул на служку Семен.

— Он сюда придет, как только хозяина проводит.

— Добро, я подожду.

— А покамест пойдем, коня поглядим, — предложил Иоанн.

— Пошли, поглядеть не грех...

Во дворе возле конюшни толпились работники и о чем-то шумно спорили. Увидев хозяина со знатным гостем, все враз замолчали, стали неспешно расходиться. Возле конюшни остались трое.

— Что за свара? — спросил епископ одного из них.

— Дак дивного коня глядеть столпились. Все ж татарва. Кумысом не пои, дай на чужого скакуна поглазеть. Теперь ночи не спи, поглядывай. Не то умыкнут, — ответил коренастый рыжий мужик. — Да и то сказать: царский жеребец. Я и не видывал никогда такого.

— Выведи-ка его во двор, Антипка! — распорядился епископ. — Вот болярин Семен хочет глянуть на зверя агарянского. Теперь это его конь.

— Счастлив ты, болярин честной, — позавидовал Антипка и тут же посоветовал: — Только продай ты энтого лешего кому нето. Татары тебе проходу не дадут. Да и сам царь Алим, коль ему донесут, голову с тебя сымет, чтоб завладеть этаким скакуном...

— Ну ты, умник, — оборвал его Иоанн.— Не твоего ума дело. Пошевеливайся!

— Я што, я ничего, — оробел Антипка и шагнул в конюшню в сопровождении двух помощников.