Мне не спать до утра — слушать тиканья слабое пенье,

Ожидая звонка — оратории будущих эр.

И напильником-ручкой всю мощь моего вдохновенья

Превращать в телефонные звуки кричащих химер.

Мама приходит, чтобы позвать меня есть, но я говорю, что занят.

— Пишешь? — интересуется она. — А что пишешь?

— Стихи.

— Потом прочитаешь?

— Угу. Потом… прочитаю.

Мама уходит.

Я должен что-то написать о ее картине. Иначе с чем буду звонить. С "Ожиданием"? А кому оно посвящено? Лене или Насте? Мне и не разобраться. А коли так, нужно сделать что-то более конкретное, рассчитанное уже исключительно на Лену. А то она и не поверит, что это написано мною и ей. Может быть, правильно сделает. Ей ли?

Теперь я начинаю с заглавия.

"Сва".

Открываю энциклопедию, чтобы найти справку по птице. Никакой информации. Открываю книжный шкаф, достаю "Мифы народов мира", смотрю — никакой информации. Какая-то загадочная птица. Не придумала ли ее Лена? А, в общем-то, какая разница? Эта птица знает толк в категориях Времени…

Эта Птица, как Сирин, она, как Сова.

На спине ее свастика. Имя ей — Сва.

К ней приходят в надежде, что Птица не лжет.

Тайну истины древней птица Сва стережет.

По лесам слишком труден и призрачен путь.

Там деревни живые и там кто-нибудь.

Ее там не найти, ей вопрос не задать.

Вещий птичий язык все равно не понять.

Ее ум отражает темноту мрачных рощ,

Бесполезность грядущего, прошлого мощь.

Невозможность рождений, бесполезность смертей,

Всю тщету начинаний и действий людей.

Она знает бессмертия цепь верениц

И народы великие, падшие ниц.

Утомительны годы, любовь легковесна.

Эта птица — земная, эта птица — небесная.

Не проходит бессмертье, не устало крыло.

То, что было, — исчезнет, то, что будет, — прошло.

Быстренько переписываю текст набело и иду на кухню. Мне хочется прочить стихи маме. Впрочем, "Ожидание" настолько интимно, что я боюсь, как бы мама не заподозрила меня. Но красота текста просится на волю, и я не могу с этим ничего поделать.

Мама в восторге. Она советует отнести эти вещи хотя бы Красногорской, чтобы их напечатали хоть где-то, но я не верю ни в то, что их возьмут, ни в то, что они кому-нибудь понравятся…

Достаточно того, что огонь Прометея вновь горит.

Мне снится детство. Площадь Мичурина. Маленький деревянный дом. Чулан. Кошка. Сарай, в котором жил ежик. Нутрии, которых разводила соседка. Бабушка Мотя. Катя, молодая и веселая. Мама и отец. Они все здесь. И разум, вероятно, спутавшись, погружается в сны детства: я начинаю подпрыгивать на старой кровати, а керосиновая лампа порождает неистовые тени. Я взлетаю так высоко, что уже нахожусь не в доме, а в воздухе. Я лечу вниз, и сердце замирает от ужаса и восторга. Падение. Я вздрагиваю и просыпаюсь в моем сне — маленький мальчик, испуганный падением с гигантской высоты. Катя смеется и говорит, что я расту. Судорога, проходящая по телу, уходит в тепло кровати. Я встаю, одеваюсь, выхожу на улицу. Теплый вечер, лунный и свежий. Я выхожу за калитку, поворачиваю налево и иду к каменному забору, за которым стоит "профессорский дом". Он не так высок, чтобы нельзя было перебраться. Мне одновременно и хочется перелезть, и страшно. Что же там, за забором? Мне до зарезу хочется это узнать, тем более, что в глубине души я это уже знаю, только боюсь в этом признаться.

Карабкаюсь вверх, достигаю отверстия и жадно припадаю к нему, но в темноте сложно что-либо различить. Наконец, я вижу… вижу себя, спящего на кровати в комнате, освещенной керосиновой лампой, а бабушка Мотя бормочет "Отче наш…"

Будь проклят звонок по утрам — звонок, который уже несколько лет не позволяется выспаться, звонок, который мучает неизвестно за что…

— Надо же, как на тебя знакомство с Леной подействовало! — говорит Санек. — Если ты и дальше будешь продолжать в том же духе, скоро придется издавать сборник.

— Не ерничай. Лена действительно хороша. Она стоит того. Впрочем, нет ли у тебя на примете еще какой-нибудь "гёрлы" (я использую словечко Тихонова), потому что с Леной мне не светит!

— Почему?

— Какие-то знаки. Предчувствия.

— Перестань. Если будешь так рассуждать, обязательно ничего не выйдет. Хотя на примете у меня кое-кто, действительно, есть. Помнишь, я рассказывал тебе о Юле Орловой?

— Не помню.

— Вот видишь, насколько ты невнимателен.

— Хватит меня стыдить. Давай ближе к делу.

Я перебираю листы со стихами.

— Ну, что тебе сказать? Учится в аспирантуре сельхоза, очень умна, симпатична. Не замужем. Одинока. Вы друг другу подойдете.

— Заманчиво. Диктуй телефон.

— Только учти, что если надумаешь с ней познакомиться, ты должен будешь определиться с Леной. Юля не из тех, кто может играть на два фронта.

— За кого ты меня принимаешь? Думаешь, я из тех, кто такое любит?

— Записывай…

— Сань, а что ты говорил о книге по истории русской поэзии?