— Не помню. Мать говорит, что я с врачами говорил, а я не помню. Голова чудная. Наверно, теперь так всегда будет.

— Не говори ерунды.

Я не знаю, что ему еще сказать. Он в такой ситуации, что мои слова ничего не значат. Да и не только мои.

— С работой теперь все. Пойду на группу. Буду дома сидеть.

— У-ум.

— Не беспокойтесь за меня. Я не умру. Хотя следовало бы.

Возвращается мама. Она знает, как утешить.

Рассказывает отцу о том, что сказал доктор.

— Хирург сам удивляется. Говорит, что на тебе все заживает, как на собаке. "Другие с такой травмой в коме лежат, а он говорит…" Кровь из ушей и носа — это хорошо. Но припадки, говорит, скорее всего, будут.

Мама смеется. Отец улыбается.

Я не могу понять, рад он, что остался жив, или не очень.

Отец прогоняет:

— Без толку сидеть — кому это нужно.

— Поправляйся, пап.

Он протягивает здоровую левую руку. Я жму ее.

По дороге я говорю маме, что с ее слов ожидал худшего.

— Он за два дня буквально изменился. А голова у него была нечеловеческая — это я тебе правду говорила. Сейчас-то выглядит очень хорошо. А тогда я его не узнала. Я не шучу — на самом деле не узнала. Доктор удивляется, говорит, что поправляется настолько быстро — не верится. Прям, говорит, такого не бывает. Но — ждите припадков. Не сейчас — так через год, но будут. Тьфу. Тьфу. Тьфу.

— Группа?

— Да, группа обеспечена. Только я поговорила со своими на работе — толку от нее, от этой группы — никакого. А с группой на работу уже не возьмут. Вот и решай — что делать. Тетя Тамара-то твердит: "Оформляй группу, оформляй группу!" Ей — лишь бы не работать, да деньги получать.

Маршрутка несет нас мимо каменных мешков мертвого района, мимо католических храмов, синагоги и каких-то странных построек в лугах. Черное на белом кажется неприкаянным, бедным и грязным. Жуткий район! Ни деревьев, ни парков — только каменные джунгли и бесприютность. "Нравы Растеряевой улицы".

Бабушку должны выписать во вторник, поэтому я отпрашиваюсь. Нужно помочь с сумками.

Мы идем по тем же улицам, что и месяц назад, говорим почти о том же. У меня создается гнусное впечатление, что мы, как белки в колесе. Дурное повторение. Дурная бесконечность.

Поэтому именно в этот вечер я звоню Юле. Я звоню, чтобы почувствовать себя существом, обладающим свободой воли. Пребывая постоянно во власти враждебных обстоятельств, я утрачиваю иллюзию свободы. Может быть, знакомство с этой Юлей, новая влюбленность, может быть, даже новая страсть вернут мне статус человека, поступающего свободно?

Перед тем, как набрать номер, я вспоминаю об отношениях со Светой в период болезни Кати. "Что, вернула тебе Света свободу? Нет? Великолепно. Юля тоже не вернет". Однако нужно было что-то сделать, а единственное, в чем я мог проявить себя, — Юля.

По голосу, который произнес "Алло" я понимаю, что это она. Или ее сестра. Или подруга. Всякое бывает. Голос спокойный, усталый.

— Юля?

— Да… — она удивлена.

— Вы меня не знаете. Я друг Черкасова. Меня зовут Родион.

Когда-то я все это уже говорил. Опять повторение. Опять порочный круг.

— Так. Что дальше. Я слушаю.

— Он мне много рассказывал о вас.

— Наверно, плохого?

— Да что вы! Конечно, хорошего. А у вас отличное чувство юмора.

— Спасибо. Не жалуюсь.

Ее резкая манера разговора мне не нравится.

"Наверно, не то. Опять не то. Интересно, как она выглядит? Хорошо, ежели бы была симпатичной". Я не перефразирую слова князя Мышкина о Настасье Филипповне? Только он уже видел ее красоту, и мечтал о ее душевных качествах, а я, так сказать, слышу душевные качества, но еще не вижу красоты. Ха-ха.

— Я хочу предложить вам свидание.

— Так сразу?

— А что откладывать?

Пауза.

— Откровенно говоря, вы меня заинтересовали. Но вы ведь не маньяк?

— Поинтересуйтесь у Черкасова.

— Хорошо. Где и когда?

— В воскресенье сможете?

— Да, смогу.

— Когда вам удобнее в воскресенье: днем или вечером?

— Утром.

— Утром?

— Утром.

— Во сколько?

— Часов в десять.

— Давайте в одиннадцать.

— Давайте в одиннадцать. Где?

— Около памятника — банально. Давайте около киоска.

Я вспоминаю, как с трудом узнал Павлову.

— У какого?

— Остановку представляете? Ту, где чугунная ограда?

— Представляю.

— С той стороны, где она, то есть остановка, упирается в площадь, есть киоск "Союзпечати". Там и встретимся.

"В том гробу твоя невеста!"

— Я поняла.

— Тогда до встречи.

— Пока.

Мне смешно. Я раздвигаю шторы и смотрю в темноту улицы. В свете фонаря кружатся мириады снежинок.