В чувство меня привели совершенно расточительным способом — плеснули в лицо водой. Не капнули, не брызнули, а словно вылили целое ведро, а то и небольшой бочонок.

В Пятизонье, где годная для питья жидкость встречается нечасто и представляет собой большую ценность, её стараются беречь. Но братья-рыцари могли позволить себе такие траты, или я и вправду представлялся им крайне ценным пленником.

Обычному съездили бы пару раз по физиономии, и все дела.

Я открыл глаза и с отвращением уставился на брата Рихарда и двух его бравых сотоварищей.

— Руки мы тебе связали, оружия лишили, М-фон заглушили, — сообщил мне приор московской локации. — Так что дёргаться не пытайся. Твоя участь предрешена, видит Узел, и лучше бы тебе смириться с ней.

Я сел, встряхнул головой, избавляясь от щекотавших кожу капель.

Мы находились там же, на северном склоне кратера, примерно на середине его высоты, неподалёку от выглядевшего целым коттеджа. Помимо облаченного в красивые «доспехи» любителя поговорить, вокруг толпились ещё пятеро рыцарей, и не было видно никаких следов Синдбада и Колючего.

Похоже, эти двое куда-то запропастились во время переноса.

Грустно, конечно, что никто не придёт мне на помощь, но, с другой стороны, хорошо, что мои спутники не угодили в плен к Ордену. Они, если разобраться, тут совсем ни при чём, и «палачей» интересовали лишь как помеха на пути к овладению «материалом для исследования».

— И не надейся! — заявил я, буравя брата Рихарда мрачным взглядом. — Не смирюсь!

— Ну, не смиряйся, — неожиданно легко согласился он. — В любом случае это ничего не изменит.

— В Цитадель потащите?

Тут на хищной физиономии приора московской локации объявилась улыбка, самодовольная и хитрая, как морда кота, умудрившегося стащить из кладовой копчёную рыбину. А в следующий момент брат Рихард шагнул ко мне, присел на корточки и заговорил тихо-тихо, почти интимно:

— Ты думаешь, Командор Хантер что-то знает о тебе? Ни в коем случае. И не узнает. Ты достанешься мне, и только мне, и твоя копия тоже. — Тут я вздрогнул, вспомнив о дубле. — Если надо, я разберу вас на молекулы, но выясню, как функционирует « Мультипликатор».

— Зачем?

— Ты не понимаешь? — Он посмотрел на меня с жалостью. — Если я смогу понять, как он работает, то сумею это использовать и получу возможность изготовить столько покорных моей воле бойцов, сколько нужно. И тогда можно будет воплотить в жизнь любые, самые смелые планы.

Ба, а слухи-то оказывается не врали — приор московской локации и вправду властолюбив, мечтает подняться на ступеньку повыше, сковырнуть главу Ордена и занять его место; или даже круче — основать собственную группировку и попытаться подмять под себя остальные.

А я — всего лишь вовремя подвернувшаяся ступенька в той лестнице, что приведёт брата Рихарда наверх.

— Мои люди мне всецело преданы, — сказал он, — так что нет смысла кричать: «Измена!». Смирись, покорись моей воле, — голубые глаза зажглись огнём, — и я оставлю тебя в живых.

— Ага, как же, — я покивал. — Свежо предание, а верится с трудом.

— Как хочешь. — Брат Рихард поднялся. — Вставай, нам пора идти.

— И не подумаю, — и я улыбнулся во всю наглую рыжую физиономию.

Я собирался до последнего играть роль гордого пленника — если рыцарям нужно меня куда-то доставить, пусть тащат все мои килограммы на загривках или запрягают чугунка, а сам я не шевельну и пальцем.

Брат Рихард посмотрел на меня с удивлением, перевёл взгляд на стоявшего рядом могучего брата и кивнул. Узловик, габаритами напоминавший шкаф с антресолями, снял с пояса некий предмет, похожий на парикмахерскую машинку. Зачем-то взвесил его в руке, задумчиво пожевал губами и наклонился ко мне.

А в следующий момент выяснилось, что я чертовски мало знаю о боли.

Эта хреновина напрягла, как показалось, все до единого нервы в моём теле, даже те, которые вроде бы давно атрофировались. Я ослеп и оглох, потерял возможность связно мыслить. Рассудок, сила воли, прочая сознательная требуха мигом отлетели прочь, и я забился в агонии, заорал во всю глотку.

Когда боль исчезла, я понял, что на самом деле не вымолвил ни звука, сижу неподвижно, и лишь по телу гуляют отголоски судорог, эхо пережитых только что мучений.