Поэтому в натуре его не имелось ни единой добродетели – а она была щедро одарена ими, – не подпорченной этим недостат shy;ком. К примеру, он искренне и глубоко любил хорошую литера shy;туру, обладал блестящим, тонким вкусом; но когда его суждения входили в противоречие с сентиментальностью, сентименталь shy;ность одерживала верх. В результате возникал хаос. Джерри не только не смог найти никаких достоинств в книгах великих рус shy;ских писателей – Толстого, Достоевского, Тургенева, даже Чехо shy;ва, – он даже не попытался их понять. У него существовало ка shy;кое-то странное предубеждение против этих авторов; он боялся их. Джерри давным-давно усвоил предрассудок, что в книгах рус shy;ских писателей царят беспросветный мрак, жестокая трагедия, и со временем стал обосновывать его одной фразой: «нездоровый, извращенный взгляд на жизнь», противопоставляя их тем писа shy;телям, которых одобрял, и которые, разумеется, соответственно обладали «более здравым и широким взглядом на вещи».

Из последних он, пожалуй, больше всех любил и ценил Дик shy;кенса. Знание книг этого писателя у него было почти энциклопе shy;дическим. Он перечитывал их все столько раз и с такой жаднос shy;тью, что вряд ли во всей громадной, замечательной галерее дик shy;кенсовских персонажей был хоть один неприметный, которого он не мог бы сразу вспомнить – не мог бы охарактеризовать тем эпитетом, точно процитировать ту выразительную фразу, кото shy;рой охарактеризовал его сам Диккенс.

Однако недостаток Олсопа давал себя знать и тут. Хоть Джер shy;ри и обладал достаточным умом, знаниями и вкусом, чтобы со shy;ставить верное и точное суждение о творчестве великого писате shy;ля, его сентиментальность все же умудрялась создать совершенно фальшивого, ложного Диккенса, диккенсовский мир, какого никогда не существовало. Сам Диккенс в представлении Джералда был неким грандиозным сверх-мистером Пиквиком, и мир, который он создал в своих книгах, был пиквикским – веселым, забавным, радостным миром таверн и гостиниц, полным вкус shy;ной еды и крепкого эля, солнечного света и хорошего настрое shy;ния, товарищества, любви и дружбы, замечательных комических персонажей и трогательных, иногда смутных чувств, полную кар shy;тину которого Джерри обрамил выразительной фразой: «более здравый и широкий взгляд на жизнь». То был мир, очень напо shy;минающий много раз виденные рождественские открытки: свер shy;кающий дилижанс, переполненный румяными пассажирами в красных шарфах, подъезжает к увенчанному фронтоном входу веселой гостиницы, их приветствуют хозяин с трубкой в руке и веточки остролиста над боковой дверью.

О другом Диккенсе – более великом – том, который видел так много порока, бедности, страданий и угнетения, питал глубо shy;кое сочувствие к страдающим и угнетенным, выражал сильней shy;шее негодование жестокостью и несправедливостью окружавшей его жизни – Джерри не знал почти ничего, а если и знал, то от shy;казывался видеть это в подлинном свете, отвращался душой, по shy;тому что для него это было неприятным и безвкусным, не совпа shy;дало с его видением сквозь розовые очки «более здравого и ши shy;рокого взгляда на вещи».

В результате возникал хаос. Пожалуй, это можно уподобить нескольким ломтикам правды в море черной патоки. Олсоп мог расчувствоваться, обсуждая и оценивая изумительные красоты Джона Китса, Шелли, Шекспира, Чосера и Кристофера Марло; но точно так же мог расчувствоваться и прийти в неистовый вос shy;торг, оценивая поразительные красоты Винни-Пуха, Дона Мар shy;киза, виденного накануне вечером фильма и причудливых Ягнят некоего Морли:

– Истинный гений – да-да! – настоящий, волшебный, фан shy;тастический гений!

Затем он прочитывал какой-нибудь избранный отрывок, за shy;прокидывал голову так, что в зрачках его затуманенных глаз на shy;чинал мерцать свет, и со смехом, похожим на всхлипывание, с благоговением и слащавостью, рвущимися из глубины души, восклицал:

– Господи! Господи – это поистине волшебный гений!

Еще учась на первом курсе, Джерри начал собирать библиоте shy;ку. И она представляла собой поразительное олицетворение его разума и вкуса, символ внутреннего хаоса, слипшихся в патоке его умиротворяющей сентиментальности.

В библиотеке было немало хороших книг – тех, что многим нравились, тех, о которых многие слышали и хотели бы про shy;честь, книг, которые подбирались с незаурядным умом и тонким вкусом. Олсоп запоем читал романы, и его книжные полки даже в том баптистском колледже свидетельствовали о требовательно shy;сти и пылком интересе к лучшим новинкам. Это было порази shy;тельно у столь юного человека в подобном месте.

Однако в библиотеке было и множество макулатуры: большие кипы газет с какой-то понравившейся ему слащавой чепухой; громадные стопы журналов с причудливыми или сентименталь shy;ными сочинениями, запавшими ему в душу; сотни газетных вы shy;резок, где были запечатлены особо дорогие для него чувства; и наряду с тем много другого, действительно хорошего, стоящего, раскрывающего путаницу ошеломляющих противоречий – неза shy;урядный ум и способность к проницательным суждениям в море чувствительности.

Сведенный к голой сути «более здравый и широкий взгляд на вещи» представлял собой полное принятие существующего по shy;рядка вещей, потому что существующий порядок, как бы ни был он уродлив, разорителен, жесток и несправедлив, являлся «жиз shy;нью», – следовательно, неизбежным, если понять его «в полной перспективе» и увидеть, «как, в сущности, прекрасна (эта фраза оказывала ему неоценимую услугу) жизнь».

Таким образом, Джерри Олсоп стал самозабвенным защитни shy;ком условностей, принятого и устоявшегося порядка вещей. Ес shy;ли бы можно было создать картину его разума в военные и после shy;военные годы, в ней обнаружился бы следующий перечень взгля shy;дов и убеждений:

Президент Соединенных Штатов Вудро Вильсон не только являлся «величайшим после Иисуса Христа человеком», но его жизненный путь и завершающее мученичество – ибо так назы shy;вал это Олсоп – вполне были сравнимы с Христовыми. Прези shy;дент был идеальным человеком, безупречным в поведении, безукоризненным в мудрости и безошибочным в ведении дел. Его об shy;манывали, подводили и довели до смерти негодяи – бессовест shy;ные, лукавые политики в родной стране, завидовавшие его славе, и беспринципные шарлатаны от дипломатии в других.