— Представляю. Мы со Стивом устроили в Сапале грандиозный погром. Но я так и не смог понять, где находятся психостанции на западе. Очевидно, спрятаны где-то в горах, потому что дома вокруг в основном двухэтажные, а в Кантабиле, в частности, напряженность пси-поля довольно невелика.

— Пять штук я как раз снял в поселках на востоке.

— Надеюсь, никто не пострадал?

— Вымирание человечества в Андах, оказывается, протекает быстрее, чем я полагал. Поселки совершенно необитаемы. Кроме Тупунгато и Оливареса, признаков жизни нигде не обнаружено, а в самом городе менее десятка жителей.

— Вы их не оставили без средств к существованию?

— Я решил не трогать несколько высотных домов.

— Ну и чудесно. Что говорит обо мне Филомела?

— Сегодня мы вас не обсуждали. Я сделал ей несколько подарков и, похоже, она все еще не может свыкнуться с тем, что синтезированные предметы больше не разваливаются.

— Да, действительно, я как-то упустил этот эффект из виду. Меня больше занимают другие проблемы. Так, что у нас на графике?

Кокон Густава повернулся к прикроватному табло и после изучения индикаторов жизнерадостно замерцал:

— Мой личный рекорд! Пятнадцать процентов! Как поживают остальные?

— Як ним не заглядывал. Думаю, неплохо.

— Венис по-прежнему не знает, кто ее пациенты?

— Я держу ее в неведении относительно наших разговоров.

— Насчет интерферотрона она тоже не догадывается?

— Заметила однажды, что я читал инструкцию на дежурстве. Не думаю, чтобы технические трактаты интересовали ее больше, чем мелодраматические романы, в чтение которых она сейчас погружена. Во всяком случае, каких-либо настораживающих вопросов она не задавала.

— Отлично. Это совершенно не женского ума дело. Все знакомые мне дамы, неосторожно попросившие меня рассказать об интерферотроне, на второй минуте разъяснений впадали в летаргию.

— Возможно, дело в талантах рассказчика.

— Ценю вашу иронию, но у вас признаков летаргии за последние дни что-то не замечалось. Какие виды на выздоровление у Стива?

— Пока прогноз не менялся. Богенбрум придет в норму раньше вас двоих.

— Сразу укажите ему дорогу в необитаемые поселки. Даже если я идиотом вернусь в Кантабиле, мне не хотелось бы, чтобы он своим присутствием отравлял мое растительное существование. Забыл спросить: где вы держите психостанции?

— Они закрыты в багажном отсеке гравитоплана.

— Не выгружайте их.

— Придется куда-то лететь?

— Мне будет спокойнее, если они пока останутся под замком.

— Я тоже хотел вас спросить. За счет каких энергоресурсов вы собираетесь смещать траекторию?

— Самых мощных — психических.

— И больше ничего не потребуется?

— По моим оценкам — ничего. Но не думайте, что все так просто. Люпусы нужно будет расставить особым образом. Каким — пока не скажу.

— Вы мне не доверяете?

— Я вам доверяю, но о количестве доставленных психостанций узнал от вас только что. Количество определяет конфигурацию. Мне нужно будет подумать над расстановкой, а на все размышления у меня имеется лишь двадцать минут в сутки.

— Если вам нужно время для расчетов, то скажите, и я не буду вам надоедать.

— Вы обиделись?

— Нет. Я и так последние дни злоупотреблял вашим вниманием, требуя ответов на всевозможные глупые вопросы.

— Вовсе они не глупые. Их до вас задавали постоянно, но никто не мог дать вразумительного ответа. Объяснение можно получить, опираясь исключительно на мою теорию. Вот увидите, как только Стив займется интерферотроном вплотную, его начнут одолевать те же самые сомнения.

— А вы разве не говорили с ним на эти темы?

— Парадоксы, связанные с путешествием во времени, мы не обсуждали. Надеюсь, вы ему сможете все квалифицированно разъяснить.

— Постараюсь. Но у меня есть еще один вопрос. Не хотел бы вас отвлекать, поэтому ответите мне на него после того, как рассчитаете позиции люпусов.

— Спрашивайте сейчас. До сих пор мне удавалось разрешать ваши сомнения сразу.

— Хорошо. Скажите тогда, откуда появились траектории внутри событийного клише?

— Как откуда? Они были всегда.

— Вы в этом абсолютно уверены?

Эшер не нашелся, что сказать. На самом деле, это был тот самый каверзный вопрос, на который у него не было готового ответа и над которым он интенсивно размышлял последние месяцы. Густав вовсе не был уверен, что траектории действительно существовали всегда. Даже самоё слово «всегда» применительно к событийному клише, где времени не существует, для Эшера выглядело некорректно. Всегда, иногда, никогда, периодически, — все эти слова, выражающие оттенки времени, не подходили для описания того, что находилось внутри «слоеного пирога». Если какая-либо траектория отсутствовала, а потом неким образом вдруг образовывалась, то получалось, что она все равно существовала всегда. А если же какая-нибудь существующая трасса исчезала, то выходило, будто ее вообще никогда не было.