Вместо Финмуша в М.[осковском] В.[естнике] напечатано Флимуш.*

Между третьею и четвертою строфою поставлены знаки пропуска.**

Сани вместо дрожки, магазины моды без запятой и наконец [о] Петровна с именем.***

И такие опечатки гг. издатели называют [156] непростительными, и не совестятся перепечатывать из-за них сотни стихов! — Не угодно ли попросить теперь позволения у почтенного автора перепечатать все его сочинения, потому что они все напечатаны с такими ошибками. — Может быть он и согласится. —

М. П.

[Замечание Пушкина: ]

Это слишком сериозно. См. замечание изд.[ателя] Моск.[овского] Вестн.[ика] о замечании Изд.[ателя] М.[осковского] Тел.[еграфа] (М.[осковский] В.[естник] 1828 № 2). Вот как должно их доезжать!

____________

* Об этой одной букве, которую не разобрал мой сотрудник, надзиравший за печатанием в мое отсутствие, [157] я писал особливое письмо к автору — доказательство, как я [стар[аюсь]] дорожу стихами Пушкина. Изд. [158]

** Об них автор сказал мне поздно, и письмо мое дошло в Москву, когда нумер был уже отпечатан. [159]

*** Всё это,* [160] утверждаю смело, [161] напечатано в Мос.[ковском] Вест.[нике], как было в рукописи автора.

[Замечание Пушкина: ]

* а Флимуш проклятый? а Магазины, Моды?

Ваше Поэтическое [162] высокопревосходительство, честь имею донести вам, что я уже 10 дней нахожусь в г. Харькове. Где непрестаю говорить об вас с г.г. професорами, судящими о[б] вас по рекомендации Фадея Венедиктовича. Наприм. слышал я от них, что вышепомянутая персона ставит Цыганов выше всех произведений европейских муз. Горько мне было молчать, но подумав, что великие тени Гомера, Данте и Шекспира сами могут за себя говорить, [163] оставил я намерение возражать [164] противу сего афоризма. При том же помыслил: да будет Булгарин пророком хотя во граде Харькове и да скажет он, услыша, как здесь верят в слова его: „веры такой и в Израиле не обретох“. — Проезжая первопрестольный град Москву, ходил я на поклонение к поклоняемому и славимому Ивану Ивановичу Дмитриеву и приложился к мощам преподобного дядюшки вашего. Почтенные братья князь Петр и Евгений представили меня всей низшей братии московской. Видел я поющих, вопиющих, взывающих и глаголющих. Шевырев пел, вопиял и взывал, но не глаголил; гнев противу Северной Пчелы носил его на крилиях ветра, он не касался до земли, разве изредка носками сапожными. Раич благоухал анисовою водкою и походил на отпущенника или на домо́вого пииту. Хвалился милостию Вашею и проч. Благослови, святый Александр, брата младшего твоего Антония и посети будущие Северные Цветы его духом животворящим, яко же посещал их прежде. Здравие и долгоденствие желает тебе, брат любезнейший,

твой Дельвиг и супруга его — София.

Адрес: Его высокоблагородию Николаю Ивановичу Павлищеву. В С.Петербург. На Владимирской улице, в доме Кувшинникова. Доставьте А. С. Пушкину.

[Приписка другой рукой: ] М.[алой] Морской д. Колержи в трактир Париж.

Вы всеконечно правы, и угадали, что я в примечании Булгарина совсем не участвовал — ни делом, ни словом, ни согласием, ни ве́дением. Когда б я видел его корректуру, то верно б уж [его] не пропустил выходку, которая так Вас беспокоит. Печатайте ваше возражение, если Вы думаете, что Сев.[ерная] Пч.[ела] того стоит — а я не 5 вмешиваюсь, ибо мое правило: не трогать чего знаете. Впроччем, здесь никто не заметил замечания.

О герой Шевырев! О Витязь Великосердый! — подвизайся, подвизайся! — А вы, любезный Михайло Петрович, утешьтесь, и, как говорит Тредьяковский, плюньте на суку Сев.[ерную] Пчелу.

19 февр.

На днях пришлю вам прозу — да Христа ради, не обижайте моих сирот-стишонков опечатками и т. под.

Шевыреву пишу особо. Грех ему не чувствовать Баратынского — но бог ему судья.

Безалаберный!

Ты ничего не пишешь мне о 2100 р. мною тебе должных, а пишешь мне о M-de Kern [165] , которую с помощию божией я на днях [-]. — Вот в чем дело: хочешь ли оную сумму получить с Моск.[овского] Вес.[тника] — узнай, в состоянии ли они мне за нынешний год выдать 2100? и дай ответ — если нет, то получишь их с Смирдина в разные сроки. Что, душа моя Калибан? как это тебе нравится? Пиши мне о своих делах и планах. Кто у вас производит, кто потребляет? Кто этот Атенеической [дурак] Мудрец, который так хорошо разобрал IV и V главу? Зубарев? или Ив.[ан] Савельич? Я собирался к Вам, мои милые, да не знаю, попаду ли: во всяком [166] случае в П.[етер]Б.[урге] не остаюсь.

Давно бы я писал к тебе, милый Пушкин, ежели бы знал твой адрес и ежели бы не поздно пришла мне самая простая мысль написать: Пушкину в Петербург. Я бы это наверно сделал, ежели б отъезжающий Вяземский не доставил мне случай писать к тебе — при сей верной оказии. В моем Тамбовском уединении я очень о тебе беспокоился. У нас разнесся слух, что тебя увезли, а как ты человек довольно увозимый, то я этому поверил. Спустя некоторое время я с радостью услышал, что ты увозил, а не тебя увозили. Я теперь в Москве сиротствующий. Мне, по крайней мере, очень чувствительно твое отсутствие. Дельвиг погостил у меня короткое время. Он много говорил мне о тебе: между прочим передал мне 6 одну твою фразу, и ею меня несколько опечалил. — Ты сказал ему: „Мы нынче не переписываемся с Баратынским, а то бы я уведомил его“ — и проч. — Неужели, Пушкин, короче прежнего познакомясь в Москве, мы стали с тех пор более чуждыми друг другу? — Я, по крайней мере, люблю в тебе по-старому и человека, и поэта.

Вышли у нас еще две песни Онегина. Каждый о них толкует по своему: одни хвалят, другие бранят и все читают. Я очень люблю обширный план твоего Онегина; но большее число его не понимает. Ищут романической завязки, ищут обыкновенного и разумеется не находят. Высокая поэтическая простота твоего создания кажется им бедностию вымысла, они не замечают, что старая и новая Россия, жизнь во всех ее изменениях проходит перед их глазами, mais que le diable les emporte et que Dieu les bénisse [167] ! Я думаю, что y нас в России поэт только в первых незрелых своих опытах может надеяться на большой успех. За него все молодые люди, находящие в нем почти свои чувства, почти свои мысли, облеченные в блистательные краски. Поэт развивается, пишет с большою обдуманностью, с большим глубокомыслием: он скучен офицерам, а бригадиры с ним не мирятся, потому что стихи его всё-таки не проза. Не принимай на свой счет этих размышлений: они общие. Портрет твой в Северных Цветах чрезвычайно похож и прекрасно гравирован. Дельвиг дал мне особый оттиск. Он висит теперь у меня в кабинете, в благопристойном окладе. Василий Львович пишет романтическую поэму. Спроси о ней у Вяземского. Это совершенно балладическое произведение. Василий Львович представляется мне Парнасским Громобоем, отдавшим душу свою романтическому бесу. Нельзя ли пародировать балладу Жуковского? Между тем прощай, милый Пушкин! Пожалуйста, не поминай меня лихом.