Шрифт:
Вот так я начну свою книгу. Если бы только знать, что будет дальше.
– За изувеченную книгу владелец антиквариата, наверняка ужасный скареда, запросил двадцать пфеннигов, он даже не поленился проставить цену на последней из сохранившихся страниц. Будь он не таким жадным, то, вероятнее всего, просто выбросил бы ее в мусорный ящик – поступок хоть и бессердечный, но объяснимый. Благословляю скаредность владельцев антиквариатов, ибо не будь ее, я бы не имел возможности поделиться с вами этой историей, хотя… Нет-нет, не подумайте, сама история вполне правдива, и я непременно расскажу вам ее, вот только… Впрочем, скоро сами все поймете.
Значит, я купил книгу, потому что, кроме нее, ничего любопытного для себя не обнаружил…
– И что же там, в ящике, было такого, что вы так и не сочли любопытным, герр Гальцинг?
– Одно крупное издательство в тот период выпускало в свет тонны философско-социологического бреда левого толка. И в ящик были свалены работы того самого герра Шлоттербайна, или как там его, не помню фамилии и не имею ни малейшего желания вспоминать, более того, даже отказываюсь вызывать в памяти его стиль повествования. Причислять его к племени философов – оскорбление для настоящих философов от Перменида до Шопенгауэра.
Купив за двадцать пфеннигов книгу-калеку, я отправился на вокзал, сел в поезд и стал читать. Я всегда прихватываю что-нибудь почитать, отправляясь в дорогу. Что именно я тогда читал, даже не припоминаю, но почему-то эта искалеченная книга… Поймите меня верно: не думаю, что оскорблю или унижу ее, признавшись в том, что купил ее из чистого сострадания. Ни в коем случае, книга будила во мне определенный интерес, я стал ее перелистывать, впрочем, нет, не было нужды ее перелистывать, поскольку самая первая страница, подобно рваной ране, уставилась на меня… Не могу сказать, что книга увлекла вашего покорного слугу. На одной из страниц я обнаружил римскую цифру II. И начал читать с этой полностью сохранившейся главы. Потом прочел и главы III и IV, но тут мне нужно было сделать пересадку. Мой поезд прибыл с небольшим опозданием, однако я все же успел, не знаю, может, все эти трюки с пересадками в последнюю минуту – проделки железнодорожников. Короче, едва выйдя из вагона, я услышал по громкоговорителю: «Пассажирам, направляющимся на пересадку…», и так далее, мол, «платформа такая-то, путь такой-то…». Подхватив скромный багаж, я…
– И забыли в вагоне книгу.
– Увы, именно так. И хотя совесть моя была нечиста, я попытался обезболить чувство жалости и потом долго стыдился, и сейчас, бывает, стыжусь, вспоминая о том, с каким облегчением вернулся к чтению прихваченной из дому книги.
– Вероятно, ваш невольный жест обернулся смертным приговором измочаленной книге.
– Вероятно, так, – согласился герр Гальцинг.
– И тут заканчивается история, которую вы собирались рассказать нам? – спросил сын хозяев дома.
– Отнюдь, – ответил герр Гальцинг. – Это всего лишь ее начало.
Так начинается эта хоть и фрагментарная, положившая начало состязательной игре в обществе, история мужчины-фотомодели, в результате чего так и не был сыгран намеченный на тот вечер квартет для смычковых инструментов ля-минор Шуберта, известный также как «Квартет Розамунды». Подобного никогда не допустил бы наш уважаемый друг земельный прокурор Ф. Можно только догадываться, что бывает, если хоть раз нарушается незыблемая традиция. Итак, герр Гальцинг…
Я все больше убеждаюсь, что изувеченная книга – мой роман «Башня Венеры». Во всяком случае, была им когда-то. Я даже не хочу думать, что произошло, когда какая-нибудь вагонная уборщица среди всех этих пустых сигаретных пачек и пивных банок обнаружила несчастную, многострадальную, растерзанную книгу, книгу-мученицу, книгу, которую уподобили Марсию [23] …
– Я думаю, – сказала хозяйка дома, – кошку лучше все-таки выпроводить отсюда, неизвестно, что у нее сегодня на уме.
23
Марсий (греч. миф.)– сатир, который вызвал Аполлона на состязание по игре на флейте и, побежденный, по приказу Аполлона был повешен на сосне, кроме того, с него содрали кожу.
– И моя жена, – заговорил герр Гальцинг, – при всем добром ко мне отношении была до крайности раздосадована тем, что я позабыл книгу в вагоне поезда. Я рассказал ей завязку истории, но вот как и чем она завершилась, не имел возможности. Впрочем, такой возможности я бы не имел, даже если бы и не потерял книгу, потому что последние страницы, как я уже говорил, были из книги вырваны. Впрочем, моей супруге, с ее чутьем, воображением и пристрастием к детективным романам, думаю, не составило бы труда изобрести финал. Хотя, говоря по совести, сильно в этом сомневаюсь. Ладно, начало тоже можно было довольно легко угадать.
Вам знакомо такое слово, как dressman? Оно означает «манекенщик», если хотите, «фотомодель». В мужском роде, разумеется. Эти люди, вышагивая по помосту, демонстрируют нам то, что изобретают бездельники от так называемой высокой моды и выдают за одежду, которую нормальный человек на себя ни при каких обстоятельствах не наденет. Кроме того, манекенщики или фотомодели снимаются и для различных журналов в глянцевой обложке. Иногда я тоже проглядываю подобные издания, чтобы еще раз убедиться в том, сколько на свете вещей, которые мне и даром не нужны.