Янис намеренно медленно надел кепку, поправил её за козырёк, подхватил свой незаряженный автомат, легко поднялся в полный рост и только потом посмотрел на Дюпрейна. «Враги! Смертельные враги! Ни один другому уступать не собирается, – Подумал Джейк, провожая их глазами, – Плохо, когда даже в такой маленькой команде нет единства и взаимопонимания».

– Ох, не кончится добром всё это дело, – сокрушённо покачал головой Кордуэлл. Он думал о том же, и тоже был недоволен.

Лишь Моретти, вечно беззаботный, поймал какого-то мотылька, но не раздавил его, а, аккуратно взяв за крылышки, внимательно рассматривал, приблизив насекомое почти к самому лицу, крутил перед глазами. Увлёкся, одним словом. Джейк привстал на одно колено, смотрел в ту сторону, куда ушли Алмаар с капитаном, прислушивался к каждому звуку. До магистрали отсюда – чуть больше 30 метров, деревья редкие, даже пятна движущихся машин просматриваются. Уровень дороги немного выше, и кустарник плотный, если захотеть, у самой обочине можно подобраться – никто не заметит. Моторы ревели, казалось, совсем рядом!

И почему такое движение интенсивное? По этой магистрали и раньше много ездили, но сейчас же – через каждые две минуты. Даже чаще! Как будто колонна движется. Куда они все разом снялись? В Чайна-Фло?

В рёве моторов он сумел различить гул армейских сионийских бронированных вездеходов. Скверное дело! Что-то в мире происходит, что-то серьёзное. Та бомбёжка – не единственная примета войны! А здесь они даже не в курсе событий. Выпали из истории за эти три дня, хотя… Не эту ли историю нам писать своими руками? Тот титановый рудник – наша история! Не зря же Его Величество так не хотел отдавать его сионийцам. Важный объект! Обороны требует.

– Слышь, Тайлер, – позвал Моретти лениво, словно совсем и не переживал за своих, за капитана хотя бы. – А правда, что ты с Ниобы?

– Правда! Ну и что? – Джейк сначала ответил и потом лишь подумал: откуда он знает.

– И то, что ты из Гвардии, тоже правда?

Джейк медленно опустился на подогнутую ногу, перевёл глаза на Марио. Тот улыбался с недоверием, словно во лжи уличить пытался, и курил! Курил, осторожно выдыхая дым в рукав. И Кордуэлл тоже курил, правда, так же: в рукав, скрытно! Но это только им так казалось, запах табака разносился далеко вокруг, могли и на дороге заметить неладное. Джейк удивился невольно, почему сам не почувствовал, рядом же сидит!

– Ребята, сигареты уберите!

– Да ладно! Он не узнает! И так четыре часа – ни одной сигаретки! Сил больше нет, – они зашептали разом, перебивая друг друга, разгоняя дым руками. И Джейк уступил, опять отвернулся. Он всё ждал возвращения Дюпрейна, переживал и мысленно молился за их удачу. «Янис же без единого патрона! Да и злые они оба, как бы чего не вышло!»

– Слышь ты нас, Джейк! – Кордуэлл спросил уже чуть громче, настойчивей, а Марио добавил: – Правда, да?

– Кто вам сказал? – Джейк резко развернулся, рассерженно сверкнул глазами: «Зачем им это? Особенно сейчас…»

– Алмаар заикался, ещё в первый день, – Моретти хитро прищурился, улыбнулся. – А я всё ходил, присматривался… Внешне, вроде, и похож на гвардейца… Они все там такие, как ты, как Алмаар… Только вот одного не пойму: как ты здесь оказался? На Гриффите? В пехоте?..

– Вот у Алмаара и спроси! Он лучше всех знает… – Джейк не хотел говорить об этом и ответил резко, почти агрессивно, но Моретти только неслышно рассмеялся; рот открыл, хотел ещё о чём-то спросить, но ему не дали: Алмаар, запыхавшийся, взволнованный, рухнул рядом. Только вспомнили, как говорится…

– Я кому говорил: не курить! – Дюпрейн не успел появиться, как начал с упрёков. Он бы зол, раздражён, чем-то расстроен. Просить его было бесполезно, неприятности одни зарабатывать на свою голову. Моретти и Кордуэлл принялись тщательно уничтожать недокуренные сигареты, а Янис смотрел на них с нескрываемым сожалением, почти с завистью. Сглотнул судорожно, глядя голодными глазами. Сам он остался без сигарет – спасибо Дюпрейну, но попросить и, тем более, подбирать окурки было ниже его самоуважения.

Джейк, видевший эти муки, вдруг почувствовал жалость к Янису. И понимание! Он остался один в их отряде и стал рабом своего характера. Он никогда не сделает шага навстречу, не попросит ни о чём, ни с кем не заговорит первым пусть даже перед лицом смерти. Такое одиночество – самое страшное из всех одиночеств, на какие может быть обречён человек. Его даже сравнить нельзя с той жизнью, какой жил Джейк в бригаде. Там даже друг был – Крис. Да и другие ребята, кто не был в шайке с Колином…

Почувствовав на себе взгляд Джейка, Янис сверкнул глазами из-под бровей зло, с ненавистью, и отвернулся. Он не привык к поддержке, к сочувствию, к тёплому товарищескому взгляду, не терпел собственной слабости, беспомощности, своей зависимости от чего бы то ни было, пусть даже от такой вредной привычки, как курение. Пока сигареты были – курил, нету – потерпит, не маленький!

– Значит, так, а теперь о деле! – Дюпрейн стянул с головы свою кепку, вытер ею лицо, с досадой треснул о колено. – Плохо дело, если коротко! Плохо! – помолчал немного, кусая нижнюю губу, явно, думал над чем-то серьёзным. – Сейчас нам не сунуться! И пробовать не стоит. Машины потоком… Беженцы со скарбом из Флорены, и все машины под конвоем. Выселяют, видно, ниобиан из города… – и сам вздохнул, не удержавшись, помолчал, опять раздумывая. – И мины там… от дороги до насаждений. Кто вот только орудовал – наши или сионийцы – не пойму. Но работы нам прибавится. До ночи нужно проход найти, или организовать… И ночью прорываться будем на ту сторону, ребятки. Уж ночью-то машин не будет… или поменьше хотя бы. А то в две колонны – беженцы и вездеходы… Вездеходы и танки… И машины с солдатами.