– Пойду поищу физику, - сказал я. Больше я не мог, все плыло у меня перед глазами; я без толку тыкался по своей комнате, перекладывал книги с места на место, совершенно не соображая, что делаю.

– Андриш, скажи! Правда, что... я красивая?- Заткнув за пояс два пальца, она снова завертелась перед зеркалом. Я выглянул из двери, почувствовал, что краснею, а она спокойно ждала, что я отвечу.

– Ты сама это знаешь,- сказал я едва слышно. А ведь хотел сказать совсем не то и не так.

Она вошла в мою комнату и, пока я, как ослепший, рылся в книгах, ни на шаг от меня не отходила, и я ощущал ее аромат - то был запах летнего ливня. Она взяла алюминиевую коробку, которую я смастерил на уроке политехнизации, повертела в руках - работа, честно говоря, была корявая.

– Она еще не готова,--сказал я и хотел взять у нее коробку, но Аги потянула ее к себе и медленно отпустила. А мне в этот миг сдавило горло - мы были одни, во всей квартире ни души. Она это чувствовала прекрасно, но совсем не так, как я: она следила за моим лицом, как обычно делают дети, когда, отрывая у жука лапки, полны любопытства, шевелится ли он и как поведет себя без конечностей.

Мне казалось, что, если я попытаюсь выдержать ее взгляд, то глаза у меня просто выжжет.

– Поищу в другой комнате, - пробормотал я, хотя знал, что физика может быть только здесь.

Выдвинув наугад средний ящик комода, я вытащил трусики своей сестрицы, быстро затолкал их назад и глубоко перевел дух. Сейчас мне хотелось лишь одного: чтоб она поскорее ушла. И так неприятностей навалилось невпроворот, но, наверное, самая крупная - досада на самого себя: теперь-то мне было ясно, что Агнеш любит напористых, а я даже не осмеливался к ней прикоснуться. Но, может, она вовсе этого и не хочет... Откуда мне знать!

Ох, опять она у меня за спиной; скосив глаза, я увидел в руках у нее книгу о жизни австралийских аборигенов с полуобнаженной девушкой на обложке.

– Так вот ты какие книжки почитываешь...- сказала Агнеш.

– А что? Это же путешествие,- сказал я с досадой.

– Путешествие,- хихикнула она, сунув под нос мне меднокожую девушку. Затем, усевшись на диван, закинула ногу на ногу и принялась разыгрывать из себя гостью, занятую легкой светской беседой.- Знаешь, у меня из головы совершенно вылетела механика. Папа страшно сердится. Тебя тоже проверяют дома?

– Да что ты! Мои родители слишком заняты,- сказал я и пошел в свою комнату, так как вспомнил, что физика лежит в нижнем ящике письменного стола. Агнеш потащилась за мной как тень. Я дал ей книгу, она взяла, и я решил, что теперь-то, получив желаемое, она наконец уйдет.

Но Аги прислонилась к косяку двери и завела тот совершенно дурацкий разговор, который, к сожалению, не кончился добром.

Перед тем как начать, она как-то странно повела глазами.

– Почему у вас всегда такой шум?

– Шум?- Я подумал сперва о приемнике, но потом от лица у меня отхлынула кровь.

– Говорят, твой папа страшно ревнивый...

– Ничего подобного! Скорее наоборот...

– Да что ты? Ну и как? До того интересно, закачаешься! Никогда бы не поверила!

– Чему?

– Твоя мама такая хорошенькая! А та, другая, кто она?-спросила Аги, строго покачав головой.

– Что ты несешь!
– Я просто захлебнулся от ярости.- Никакой другой нет!

– А разве не ты сейчас сказал, что папа твой не ревнует, а мама ревнует, потому что у папы другая?

– Ты лжешь! Ничего подобного я не говорил.

– Еще как говорил! Значит, я вру? Ах, так?

– Убирайся ко всем чертям!
– грубо заорал я, ненавидя ее в эту минуту самой лютой ненавистью.

Она, не веря своим ушам, выкатила на меня глаза.

– Что ты сказал? Да я на тебя и не взгляну больше!
– Она выскочила из комнаты и унесла мою книгу. Входная дверь резко хлопнула.

Я остался один.

Несколько минут я подпирал косяк; казалось, в черепной коробке у меня какая-то вязкая каша - мозги отказывались варить. А тут еще этот невыносимый чад.

■

Я отправился в Майор в глупой надежде, что встречу Аги. Смотрел на всех девушек, многих принимал за нее, потом выяснялось, что ошибся.

В Майоре дыбились голые деревья и подпирали мрачное, темное небо. На гравиевой дорожке сухо шуршала под ногами листва; позади я тоже услышал какое-то торопливое шуршание, но шел не оглядываясь.

– Привет, Хомлок!- окликнул меня тоненький детский голос.

Я обернулся. Какой-то щенок. Не старше третьего класса. Щенок фамильярно ухмылялся.

– Что надо, старик? Где прохудилось?

– Сам ты решето худое,- нахально ответил щенок.
– Я тебя знаю.

– Пока что не знаешь. А вот схлопочешь разок, тогда узнаешь.