Запыхавшийся мужчина, смерив нас взглядом, расплылся в странной улыбке и проронил:

– Вы ведете расследование, ведь так? Не отпирайтесь, я не последний человек в Староникольске, мне все известно из надежных источников. Да и по радио уже передали, что олигарха Максюту убил вроде бы какой-то одинокий мститель...

Снова мелькнул малиновый язык, и у меня закружилась голова. Да что ж такое! Соберись, Арина, в обморок будешь падать потом! Но от собеседника так несло дешевыми женскими духами и ядреными папиросами... Субъект протянул мне свою сухонькую, похожую на куриную лапку ручку, усеянную пигментным пятнами и родинками. Я отметила, что ногти у него в идеальном порядке – коротко подстрижены и, кажется, покрыты бесцветным лаком. А на безымянном пальце сверкал большой перстень… со свастикой. Он что, неофашист? Только бритоголовых нам не хватало!

Проследив мой взгляд, тип пояснил:

– Свастика – индийский сакральный знак, символ плодородия и долголетия. У нацистов он был развернут в другую сторону. Меня зовут Валерий Афанасьевич Почепцов, я – доктор исторических наук, профессор местного университета. А также, что для вас немаловажно, насколько я понял, хранитель всех здешних тайн и секретов.

Я пожала руку Почепцову, отметив, что пальцы у него цепкие и что он вовсе не такой тщедушный и хрупкий, каким показался на первый взгляд.

– А вы ведь дочка покойного Виктора Геннадьевича Максюты? – проявил эрудицию Почепцов, обращаясь к Таечке. – Мои самые искренние соболезнования! Ваш отец был надеждой России и ее гордостью!

Местный архивариус решил подлизаться к дочке миллиардера и использовать знакомство с ней в своих корыстных целях, поняла я. И неприязнь к историку только возросла.

Почепцов, поправив бабочку на воротнике рубашки, продолжал свои разглагольствования:

– Дамы, разрешите пригласить вас на кофе. А заодно я могу рассказать вам много интересного касательно того, что имело место в августе семьдесят девятого. Да и про Староникольский союз мне кое-что известно. Не все, конечно, но гораздо больше, чем хотелось бы Клавдии Иосифовне и ее племяннице-беллетристке.

Сообщение профессора моментально переменило все дело, и мы зашагали к дому Валерия Афанасьевича, который обитал всего в двух шагах от особняка Веревкиной. Он жил, как и прочие именитые староникольцы, в особнячке. Правда, дом Почепцова производил унылое и даже пугающее впечатление – в фильмах ужасов или триллерах в подобных мрачных, с закрытыми ставнями и запущенным палисадником зданиях обитают сумасшедшие и маньяки. Или полоумные ученые, оживляющие трупы.

На полоумного ученого доктор исторических наук Почепцов не походил, а вот на маньяка... Однако я отмела все подозрения в его адрес – если он и маньяк, так точно не тот, за которым мы охотимся (или, вернее, который теперь охотится на нас).

Или я зря подозреваю человека и возвожу на него напраслину? Ну, малосимпатичный он, непривлекательный и даже отталкивающий, однако я, до недавнего времени обитавшая в мире глянца и гламура, могла бы знать, что красивые и даже очень красивые люди ничем не лучше, а зачастую даже во многом хуже тех людей, что попадают под определение «обыкновенных».

Холл в особнячке Валерия Афанасьевича Почепцова был узким и темным, и мне сразу же бросилось в глаза, что у него имелось две входных двери, и обе – металлические. Окна занавешивали железные жалюзи, и я снова почувствовала себя неуютно – такое впечатление, будто мы попали в тюрьму.

– Ой, а у вас зверушки! – воскликнула Таечка, указывая на морды зверей, висевшие над лестницей, что уводила на второй этаж. Я поежилась – это что, охотничьи трофеи?

Почепцов, меняя уличные туфли на домашние тапочки, с гордостью проскрипел:

– О да, таково мое хобби. Знаете ли, приятно после напряженного рабочего дня, особенно жарким летом, спуститься в прохладный подвал и освежевать тушу того или иного дикого зверя. Правда, сейчас медведей, волков или лис днем с огнем не сыщешь. То, что вы видите, творение моей тетушки Нади, она в свое время была известным таксидермистом, продавала экспонаты для коллекционеров и музеев по всему Союзу.

У каждого, бесспорно, свои увлечения. Но я с трудом могла себе представить, что сутулый и костлявый доктор исторических наук Почепцов предпочитает в свободное от работы и науки время сдирать шкуры с мертвых животных.

– Прошу вас, дамы! – произнес хозяин, любезно указывая на лестницу. – Мой кабинет расположен на втором этаже.

В отличие от спартанской обстановки холла, кабинет Валерия Афанасьевича походил на современный офис – массивный письменный стол, на котором возвышался плоский дисплей компьютера, столик с факсом и принтером, несколько огромных, под потолок, шкафов с книгами, в первую очередь старинными.

Почепцов, исполняя рол радушного хозяина, предложил нам присесть (кресла оказались на редкость жесткими), а затем засуетился и прикатил с кухни столик на колесиках, на котором возвышался серебряный кофейник, стояли фарфоровые чашечки и блюдо с удивительно пахнувшим персиковым пирогом. Даже я не смогла удержаться от соблазна и взяла кусочек, однако тут же вдруг ощутила непреодолимое желание пообедать грибной солянкой. Но ее Почепцов нам предложить, разумеется, не мог.

Таечка рассматривала картины на стенах, в основном стандартную мазню, про которую Валерий Афанасьевич тем не менее пояснил: