Дингер всё-таки усовестился: вынес корыто и протёр пол. Лендерт сходил в свою каморку и принёс оттуда хлеб, сушёные яблоки и немного мёда. Неизвестно, кто больше обрадовался угощению: Конрад или Дингер. Припасы разделили и съели, запивая водой. Затем слуги продолжили уборку. Чтобы не мешать им, Конрад вышел на балкон. Над парком с грубым карканьем кружили две вороны. Возле пруда расхаживал, заложив руки за спину, врач. Его фигура и неторопливые движения напомнили Конраду другого человека, таинственного друга, живущего в Праге.

Это произошло ещё до смерти Бертрана. Конраду было семь лет, когда он познакомился с паном Мирославом. Развенчанный бог свёл их в отдалённом углу парка, куда мальчик убежал от наскучивших ему слуг. В тот день у Герхарда были гости, поэтому он не сразу хватился своего младшего сына. Зная по горькому опыту, что будет жестоко наказан, Конрад не спешил домой. Побродив по парку, он зашёл в беседку, прилёг на скамью и задремал.

Ему снилось безоблачное небо. Он лежал в густой голубоватой траве иного мира, наслаждаясь тишиной. В этот мир не было доступа никому из тех, кто досаждал ему на земле. Здесь жила его мать. Она была где-то рядом. Конрад чувствовал, что она вот-вот появится, и ждал, вспоминая прошлые встречи с ней. Она приходила к нему в различных образах, человеческих и ангелоподобных.

— В моём мире есть немало существ, — говорила она, — которые будут принимать мой облик, чтобы обмануть тебя. Ты должен научиться узнавать меня всегда и везде.

И он узнавал её по особому ощущению, словно его сердце откликалось её сердцу…

В этот раз она появилась не одна. С ней был красивый незнакомец в тёмном костюме для верховой езды. Легко ступая по голубой траве, мать приблизилась к Конраду, наклонилась над ним, погладила его по щеке.

— Проснись, милый, я привела к тебе друга.

Прикосновение разбудило Конрада. Рядом с ним сидел тот самый человек. Наяву он был точно таким, как во сне: статный, черноволосый. Он смотрел на мальчика с напряжённой улыбкой.

— Значит, ты друг моей матери? — спросил Конрад.

Брови незнакомца изумлённо дрогнули. В глазах отразилась боль.

— Да, милый, — произнёс он тихим, взволнованным голосом. — Я очень давно ищу тебя…

Несколько мгновений Конрад изучал его внимательным взглядом, затем привстал и смело обнял. Тело мужчины сотрясала лихорадочная дрожь. Конрад забеспокоился.

— Ты заберёшь меня отсюда?

— Не сейчас. Когда-нибудь я непременно возьму тебя к себе, но пока ты должен остаться дома.

— Почему? — разочарование Конрада едва не обратилось в слёзы.

— Мне некуда увезти тебя, — незнакомец был откровенен, чувствуя, что этому ребёнку нельзя лгать. — Мы не сможем скрыться. Я постараюсь навещать тебя чаще. Потерпи, мы обязательно будем вместе.

Конрад глубоко вздохнул.

— Сегодня меня опять накажут… Ты идёшь туда? — он с презрением кивнул в сторону замка. — Отведи меня домой и скажи Герхарду, что я купался в пруду.

— Зачем, милый? Отец рассердится на тебя.

— Он всё равно накажет меня за то, что я ушёл в парк один, не спросив разрешения. Но если меня приведёшь ты, Герхард будет тебе благодарен.

В течение года пан Мирослав не раз приезжал в Норденфельд, но не имел возможности повидаться с Конрадом: Герхард не допускал младшего сына к гостям. Письма, которые Конрад, с невероятным количеством ошибок, писал по-чешски, доносила до адресата Лизи. Ей не возбранялось бегать, где угодно. По обе стороны ограды Норденфельда её ждали с нетерпением. Когда собачка возвращалась, Микулаш вынимал из её ошейника ответную записку и отдавал Конраду. Это была ещё более интересная игра, чем путешествия по подземелью или запретное купание в пруду. Мальчики не подозревали, что для одного из них она окончится пыткой и смертью, для другого — мучениями экзорцизма…

Думая о Мирославе, Конрад не заметил, как вошёл отец. Лендерт и Дингер прекратили работу и с почтительными поклонами отступили, давая дорогу владельцу замка. Герхард жестом приказал им выйти и направился на балкон.

Никакие беды не могли заставить барона Норденфельда пренебречь присущей ему аккуратностью. Траурный костюм подчёркивал стройность его высокой сухощавой фигуры, светлые, с годами немного поредевшие, волосы были зачёсаны ото лба к затылку. В торжественных случаях Герхард надевал парик, но в домашней обстановке предпочитал обходиться без него.

Конрад прижался к перилам балкона.

— Сын мой, — голос Герхарда был холоден, бесстрастен, — я сделал всё, что мог для спасения вашей души, но Господу угодно, чтобы мои старания не возымели успеха. Вам нельзя оставаться в Норденфельде. Завтра же вы уедете в Баварию, в Зенен. Надеюсь, что там, в уединении, под охраной верных мне людей, вы будете в безопасности.

— Где Лендерт?