Подозреваю, что мадам Элен хотела еще что-то сказать, но в этот момент мы подъехали к ярко освещенному дому. Из открытых окон лился свет тысячи свечей, журчала приятная музыка, доносился говор людей и женский веселый смех. Судя по всему, летний вечер был в самом разгаре. К нашей коляске подскочил лакей, одетый в ливрею. Он помог нам выбраться из экипажа. Ступеньки уже казались мне непреодолимыми и непомерно высокими. Коленки подгибались от волнения, и тут я осознала, что стычка с маман в коляске была вызвана нервами и чрезмерным волнением, а не из огромного желания бороться против существующей системы. На негнущихся ногах я пересекла крыльцо, услужливый лакей распахнул перед нами двустворчатые двери.

— Графиня Миллер с дочерьми Габриэль и Сесиль! — громко объявил мажордом в ярко-синей ливрее расшитой золотыми нитками.

Ярко освещенный зал, наряды дам, изящные кавалеры в светлых костюмах, столы накрытые закусками, розовый пунш и лакеи, разносящие шампанское — все это поразило меня настолько, что весь мой боевой запал тут же угас, и я осознала, что все намного страшнее, чем до этого думала. Я по инерции двигалась в кильватере мадам Элен и фальшиво улыбалась незнакомым мне людям. Рядом шла Сесиль.

— Сестрица, — краем губ прошептала я.

— Да, Гэйби? — отозвалась она.

— Ты ведь поможешь мне? Я никого не помню. Сисси, пожалуйста, будь со мной целый вечер, — умоляюще прошептала я, и обернулась к ней.

Сесиль кивнула в знак согласия и ободряюще улыбнулась:

— Конечно, милая.

Страх перед незнакомой публикой постепенно ослабевал, когда я заручилась поддержкой Сесиль. Мне стало немного спокойнее. Я постаралась собрать все свое самообладание. В этот момент из толпы народа навстречу нам выплыли две разодетые в пух и прах дамочки. Видимо это были мать и дочь. Дама постарше была облачена в изумрудное платье с треугольным декольте, а на голове красовалась маленькая, как блинчик шляпка, украшенная лентами в тон платью. Эта ухоженная рыжеватая шатенка производила впечатление светской львицы. Рядом с ней семенила ее дочь. Ярко-зеленые, как у кошки глаза девушки сверлили меня злым и ненавидящим взглядом. Ее бледно-розовое лицо, с едва видными и тщательно припудренными конопушками на носу, выражало наигранную радость. От этой фальши меня уже тошнило и хотелось хорошенько пнуть эту зазнайку и стерву, затянутую в бледно-зеленый шелк.

Когда дамочки поравнялись с нами, старшая защебетала:

— Bonsoir, Элен! Наконец-то приехали, мы вас так заждались! Вы мне как отписались, мадам Элен, что приезжаете, то мое сердце возликовало от радости.

Тут она обратила внимание на нас:

— Габриэль, Сесиль, очень рада видеть вас, милые барышни! Вы все хорошее и хорошеете. Вы просто очаровательны…

— Bonsoir, Катрин, — тем же тоном проворковала мадам Элен. — Вчера ночью только приехали. Лидия, вы все прелестнее и прелестнее с каждым годом.

Обе обнялись и поцеловали воздух возле своих щек. Со стороны было похоже больше на ужимки двух змей, готовящихся ужались друг друга. Я и Сесиль стоически смотрели на встречу двух заклятых подруг. Вот мадам Катрин подхватила под руку мадам Элен и уже потащила в сторону таких же, как и они, дам бальзаковского возраста.

— Лидия, проводи наших гостий на диваны к барышням, — бросила мадам Катрин, уходя под ручку с маман.

— Ну, здравствуйте, Габриэль и Сесиль, — впервые заговорила Лидия. — Мы опять встретились. Гэйби, вы все еще такая же выскочка… как всегда… Так ярко вырядится… Жуть просто…

Ее зоркие глаза осмотрели меня с ног до головы в поисках каких-либо недостатков или изъянов. Ей нечего было прибавить, и она оборвала свою речь. Каждое ее слово, сказанное мне, было насквозь пропитано ядом пустынных гадюк. Но, благодаря Миле выглядела я просто сногсшибательно, и зеркало напротив меня говорило сейчас о том же. Я послала девушке одну из своих чарующих улыбок, приправленную изрядной долей ехидства. Лидия на вид была моей ровесницей, и судя по неласковому приему — врагиней номер один и конкуренткой в погоне за богатыми женихами. Внутренне я ехидно улыбнулась, предвкушая интересный вечер в компании этой девушки с копной блестящих ярко-рыжих вьющихся волос и с царственной осанкой. С такой внешностью Лидия весьма успешно выделялась в толпе.

— Здравствуй, подруга, — парировала я, широко улыбаясь и совершенно искренне забавляясь ее вытянувшимся от удивления лицом. — Ты плохо напудрилась и поэтому можно пересчитать все твои веснушки на носу. Сочувствую тебе, видимо пудра у тебя плохого качества. Может тебе предложить свою?

Думаю, что такого она давно не слышала, а возможно — никогда в жизни. Лидия лишь мрачно улыбнулась, и процедила сквозь зубы:

— Нет, спасибо, но мукой я не пользуюсь. Идемте к девушкам…Все уж заждались.

"Тоже мне! Подруга! Твою мать! Да я бы таких подруг по одной в сортире мочила…И какая там мука! У меня пудра от Ланком, так шо звыняйте — фуфла не держим!" — мрачно размышляла я, когда мы направлялись к группе небольших диванчиков.

Впереди гордо и неспешно плыла Лидия Зимина, а мы с Сесиль шли позади нее. Тем временем, я успела разглядеть огромный холл, временно превращенный в приемный зал. В дальнем углу играли музыканты в черных фраках, по всем залу были расставлены группами пленные диванчики, столы с закусками и пуншем, а между ними сновали наряженные дамы и кавалеры. Отовсюду слышалась русская речь перемежающаяся элегантными французскими фразами. В противоположной музыкантам стороне стояли столы, застеленные зелеными скатертями и кожаные диваны. Там сидели мужчины и оживленно играли в карты, дымя сигарами и трубками. Иной раз, с той стороны время от времени слышалось не одно крепкое словцо.