Соскользнув вниз по стволу, она мелкими перебежками, согнувшись и под прикрытием кустов, а потом и заборов, начала пробираться к нужному ей дому. Она не заметила, не увидела как за окном одного из домов, сжав обоими руками себе рот, что бы не закричать, смотрела на нее через три стекла пожилая женщина... Смотрела глазами полными ужаса... Некто с оружием в руках, в грязном рванном балахоне, мелкими перебежками крадется куда-то... Неужели война?!...

Перед тем как вскочить на крыльцо, она в последний раз окинула взглядом площадь - почта, здание их сельсовета или как его там, еще какой-то административный дом, снег, автомобиль. Пустота... Пустая площадь и три проглядываемые пустые улицы... Она сбоку взлетела птицей на крыльцо, перемахнув деревянные перила, хотя от голода ее покачивало и круги перед глазами, рывком распахнула дверь. И оказалась в теплом светлом коридоре...

Чисто вымытый пол светился досками, свет падал через три больших окна, расположенных слева, в конце коридора была железная дверь с маленьким решетчатым окном, справа вдоль коридора были четыре двери оббитые кожей, богато живут... Незнакомые слова немецкими буквами на табличках дверей, непонятно, куда ей... Придется в первую дверь от входа.

За первой дверью была большая комната, перегороженная посередине деревянным барьером. Большая и светлая, освещенная двумя большими окнами... За барьером сидел толстый молодой парень в синей форме и читал газету... Он вскинул глаза... Он открыл рот в немом крике... Он попытался привстать со стула... В его округлившихся глазах забился ужас...

Перед дежурным полицейским сержантом Густавом Свеенсоном стоял призрак. С худым, землистого цвета лицом, высокий и костлявый. Сжимая в руках автомат с нелепой круглой ручкой-обоймой... Как из русских фильмов-хроник... В рваном грязном мешке с дырками для ног и рук по верх грязного цвета униформы... Призрак прыжком преодолел стойку и выдохнув в лицо дежурному полицейскому чем-то нездоровым, давно не чищенными зубами и еще чем-то, вроде как ацетоном что ли, на скверном норвежском языке произнес:

– Я советский солдат. Я хочу плен. Ты давай еду и жилье. Я хочу жить твоя страна.

Густав знал норвежский, как свой родной шведский, но знания эти ему не пригодились - он упал в обморок с деревянным стуком. За окнами светило уже низкое солнце, через площадь бежало несколько человек в штатском, полуодетые, сжимая в руках охотничьи ружья... Сейчас их можно свалить одной короткой очередью, кучей бегают. Болваны, подумала она, с интересом вглядываясь в происходящее на площади. Где-то позади полуодетых мужчин с ружьями бежала размахивая руками какая-то пожилая женщина...

– Здравствуйте, меня звать Громов Николай, по местному Николя Громофф. Теперь все будет хорошо, -

перед ней стоял улыбаясь отличными зубами мужчина, высокий и плечистый, в хорошем костюме, держа в руках серую шляпу и поставив на пол желтый чемодан.

– Вы... вы русский?..

Да, Екатерина или вас лучше называть Глафира?

Она отрицательно покачала головой.

– Я привыкла к имени Екатерина, Катя... Отвыкнуть будет трудно, да и нравится оно мне... А вы кто?

– Я представитель местной русской диаспоры, мы поручились за вас и поможем вам получить все надлежащие документы.

– Так я... я теперь... я теперь могу отсюда уйти?!
–

она обвела рукою комнату, но имея ввиду большее - военную базу под Стокгольмом, где ее держали вот уже без малого три месяца и почти ежедневно допрашивали...

– Конечно, ведь вы находитесь в свободной стране.

– А я все думала, когда меня бить начнут, -

горько усмехнулась Екатерина Самойлова. На что Николай удивлено вскинул брови вверх.

– Бить?! Вы что-то не то говорите...

– То, то... Три месяца меня допрашивали, задавая одни и те же вопросы и более всего их, допрашивающих, интересовало - какое у меня задание...

– Это недоразумение. Теперь все будет хорошо. Я принес вам одежду, вот в этом чемодане, наши женщины собрали деньги и купили. Я выйду, а вы переодевайтесь... Хоть вам и идет форма шведского солдата, но думаю, что штатское да еще и женская одежда вам будет больше к лицу...

Она посмотрела на себя в небольшое зеркало в ванной комнате. Вроде бы все в порядке. Только вот эту шляпку непонятно как одевать... Она не знала - где у шляпки перед, а где зад...

ПРАГА.

Во второй половине января в Центр стали подтягиваться хиппи, бьютефел пипл, растаманы, люди Рейнбоу Фемели и прочий волосато-дредастый сброд со всей Европы и даже окружающего Европу, мира. Пограничники на переходах и в аэропорту попытались вначале задавать какие-то глупые вопросы типа - есть ли деньги для проживания в Чехии у всех этих веселых людей, хотя какое их дело - есть или нет? Где будете жить - хорошо хоть не спрашивали - с кем! Ни какого такта у цивилов, козлы любопытные... Но все эти разноцветно одетые, увешанные бусами и различнейшими украшениями, с улыбками растянутыми до ушей и глазами с легкой дибилинкой (последствия курения наркотических веществ!), естественно предъявляли любознательным чиновникам запретительного ведомства - не пущать! стандартное приглашение от Центра помощи и развития гуманитарных идей шестидесятых годов. В котором черным по белому было написано на чистом чешском языке - питание, жилье и медицинская помощь в случае надобности гарантированы... Почесав стриженные затылки и брюха с булькающим там пивом, пограничники и чиновники со вздохом пропускали всю эту андеграундную асоциальность, наркоманию и преступность. А что поделаешь? ни чего не поделаешь, у этих негодяев все документы в порядку... И ни кто из этих хранителей правопорядка и законности не сортировал всю эту... нечисть, чиновникам и пограничникам было все равно - с богатого Запада прут или с бедного Востока.