Шрифт:
— Но…
— Амадэи бессмертны. И амадэй может умереть лишь от руки своего "брата", — он стоял прямо у неё за спиной. — Лишь один из двоих может убить другого. А поскольку мой Воин был во временном теле, его засчитали как чужака. Он предпочёл безопасную роль отдалённого кукловода, и то, что ты видела — лишь ложная оболочка. С большим сарказмом над собой, не могу не отметить. Он не стал придавать временному телу ни привлекательности, ни какого-либо сходства со своим телом настоящим.
"Ему об амадэях ведомо куда больше, чем кому бы то ни было. И я вижу, что он знает — ему не победить…"
Кусочек мозаики.
"Что ж, наверное, это действительно сработало…"
И ещё один.
"Они убили Воина…"
И ещё.
"Палач ведь сказал, что не собирается ограничиваться его убийством — и тут же убивает его. Почему?"
"Не знаю".
Кусочки мозаики, складывающиеся во что-то большее.
— Значит, и я не…
— Да. Лиар всё ещё жив — потому что умереть он может лишь от моей руки.
— И он знал, что не убьёт тебя?
— Конечно. Стал бы он лишать себя ещё пары сотен лет отравления моей жизни.
— Тогда зачем?..
— Если бы ты подчинилась его воле и предала меня, он бы победил. Он причинил бы мне боль. В этом и был смысл… чтобы ты вонзила мне нож в спину. Или меч в грудь, неважно. Если бы мы расстались тогда, когда ты была мне безразлична — вся игра сорвалась бы. И ты была бы ему не нужна. Чем отчаяннее я пытался тебя защитить, тем большей опасности подвергал. Чем изобретательнее я пробовал обмануть его ожидания, тем вернее следовал по уготованному им пути. И всё это я понял слишком поздно.
— Но я не подчинилась… Что будет теперь?
— Не знаю. Я не знаю. Но что-то будет.
Что-то назойливо скрипело. Таша опустила взгляд на расстилающийся у подножия башни вишнёвый сад, небольшой и старый, огороженный низкой каменной стеной. Закат подкрашивал в золотистую карамель зелень вишнёвых крон, старые качели посреди сада и знакомую фигурку на них. С тёмной макушкой-одуванчиком.
Джеми.
— Значит, ты снова нас спас?
— Этот раз был посложнее предыдущих, должен сказать. Когда пробиваешься сквозь пламя и вытаскиваешь людей из горящего дома, не помогут ни телепатические фокусы, ни прочие святые штучки…
— Не надо ёрничать: не подслушивал бы мои мысли, не знал бы. Но ты всё-таки пробился?
— Человек, наверное, не смог бы, но я ведь не совсем человек. Хотя без ожогов не обошлось.
— Как ты узнал, где я?
— Я всегда знаю. И буду знать. И я должен был прийти раньше, но… мне надо было доделать одно дело, и я не смог сразу пуститься вдогонку. И потом… я подумал, что если буду держаться вдали от тебя, он оставит тебя в покое. Но он не оставил.
— Ты думал… бросить меня? Думал не находить меня… оставить с мыслью, что ты мёртв?
— Я думал, так ты будешь в безопасности.
Таша обернулась, наконец взглянув в его лицо — такое спокойное, такое внимательное…
Смутное сомнение царапнуло душу.
— Арон, скажи мне… скажи честно. Ты тоже… знал… что не умрёшь?
Стало так тихо, что далёкий качельный скрип казался почти набатом.
— Прости, — едва заметно кивнул он.
Таша смотрела на него суженными зрачками. Почти спокойно.
"Нет, это… это…"
— И… почему же ты… не сказал мне?
— Хотел узнать, что ты выберешь.
Наверное, с минуту Таша просто смотрела на дэя.
А потом кинулась на него и принялась колотить по чем попало.
— Таша!
— Я доверилась ему! Я оплакиваю его!! Я виню себя в его смерти, я рыдаю, как последняя дура, я думаю, что жизнь кончена, а он… он… — каждый знак препинания сопровождался ударом, — он хотел посмотреть, что я выберу?!! Да я… тебя…
— Таша…
— Мне плевать, жив ты или нет, вот! Ты мне не нужен, ты, обманщик, лгун, кукловод, манипулятор!!!
— Прости, прости, — он сомкнул объятия, не обращая никакого внимания на кулачки, яростно молотящие по его груди, — я это заслужил, знаю. Мне очень стыдно.
— Ему стыдно!!! И ты думаешь, этого достаточно, просто сказать "мне стыдно"?! Ты!! Ты!!! Ты…
Слова захлебнулись, потерявшись где-то на губах. Почему-то солёных.
— Ты…
Кулаки разжались сами собой. Таша всхлипнула.
— Я…
И не стала отстраняться, когда он прижал её к себе.
— Я люблю тебя, ксаш возьми, — прошептала она, уткнувшись лбом в складки чёрной накидки, — я… только… только не оставляй меня, пожалуйста. Никогда не оставляй…
— Не оставлю, — он мягко гладил её по волосам.