Языки пламени взлетели под самые окна, заглядывая внутрь.
Глупая смерть. Действительно глупая.
Расплата за другую глупость?
Таша смотрела на танец огня. Пламенные струи тянулись ввысь, разбрызгивали искры, обволакивали дерево оконных рам — так пластично, так чарующе…
Таша смотрела на огонь, и в глазах её светилось отражённое пламя. Она не плакала.
Всё обернётся пеплом…
"Джеми. Алексас…
Зря вы пошли со мной, ребята".
Стена огня замкнулась и поползла вверх. Старые балки крыши сопротивлялись, сколько могли. Но силы были неравны.
Едкое марево обжигало лёгкие. Дым сочился сквозь каждую щель. Комната пропадала в сизой мгле. Интересно, дым или перед глазами всё плывёт? Голова кружится, всё как-то отрывисто… А, впрочем, какая разница. Наплывающее беспамятство — это совсем неплохо. Так, наверное, ничего не почувствуешь. Или проснёшься от боли? Сон, всё это — кошмарный сон…
Балки затрещали. Крыша обещала скоро рухнуть.
И тогда всё закончится.
"Это…
…правильно.
Прости, Лив. Я солгала. Я не вернусь.
Мама… папа… Арон.
За свою глупость я расплатилась, мы квиты. Подожди ещё немного. Ещё чуть-чуть…
Я иду".
Балки треснули в последний раз.
Во тьме гаснущего сознания она услышала знакомый голос, потом мелькнуло ясное небо, солнечный свет окутал её тёплой пеленой — и всё померкло.
Эпилог
Таша не сразу поняла, что проснулась. Во сне она бежала куда-то по солнечному лучу, а потом в один момент оказалось, что луч уже не сонный, а явный: он струится из окна, играя искорками пылинок, и обливает закатным золотом светлый тюль балдахина и белый камень потолка.
Таша повернула голову.
И улыбнулась.
— Знаешь, почему-то я так и думала, что первым делом встречу тебя…
Арон сидел в кресле подле кровати. Без улыбки, странно внимательно вглядываясь в её лицо.
Таша приподнялась на постели. Комнатка была небольшой и светлой. Стена с окном изгибалась полукругом, зеркало у двери отражало убранство в составе кровати, жёсткого кресла, письменного стола, тумбочки и шкафа.
— Мама, надеюсь, тоже где-то здесь?
Он не ответил — просто смотрел.
Что-то тревожило её. Что-то не отпускало.
Память…
Воспоминания приходили обрывками, не утруждая себя должным порядком или связыванием воедино.
…"остановите его!" — прибой толпы возмущается в шторм…
…чистый воздух, вдруг оказавшийся в лёгких, и на миг у самых твоих глаз — небесная ясность глаз других…
…"ты спас зверя!"…
…подхватывающие тебя твёрдые, надёжные руки…
…"единственные звери здесь — это вы", и прибой толпы странно смолкает…
…"а теперь — домой".
С минуту Таша смотрела на дэя. Потом подняла руку и тронула почти зажившую, но саднившую ещё царапину на щеке.
"Ничего не понимаю".
— Я… не мертва.
— Нет.
— Но ты ведь мёртв.
— Нет.
Таша растерянно села. Босые ноги ощутили пушистый ворс светлого ковра.
— Я… я видела, как тебя убили. Джеми похоронил тебя. В хрустальной гробнице.
— Что создало мне немало проблем, — кивнул дэй. — Хорошо, что он положил меч, не то, боюсь, мне пришлось бы коротать вечность похороненным заживо. Не знаю, счёл бы Лиар это достойным возмездием… Впрочем, передо мной стояла определённая проблема, как разрубить мечом крышку гробницы, имея лишь пару вершков замаха и собственную грудь в качестве препятствия. Пусть даже меч волшебный.
Таша изо всех сил ущипнула собственную руку — и, ойкнув, потрясла кистью.
"Какой реалистичный сон, однако…"
— Ты хочешь сказать, что ты жив?
— И ты определённо тоже.
Таша фыркнула:
— И где же я тогда?
— В Фар-Лойле. В моей деревушке. Помнишь, я тебе говорил?
Таша встала. Оглядела своё отражение, облачённое в незнакомое платье — светлого хлопка, с короткими рукавами и широкой юбкой до колен. Пошатываясь, добрела до окна, выглянув наружу.
Ей открылся вид вдвойне прекрасный, так как окно оказалось расположенным на высоте тридцати аршинов над землёй: изумрудные луга, присыпанные пёстрой цветочной пудрой, предгорные холмы и позолоченная гладь огромного озера в ложбине.
— Деревню отсюда не увидишь. Башня стоит на окраине, а дома лепятся к горе.
— Что за башня?
— Башня звездочёта. Друга, который милостиво меня приютил.
Таша, не щурясь, смотрела на заходящее солнце.
— Это… не может быть правдой. Ты умер. Я видела, как меч пронзил твоё сердце. Я видела твоё тело, я просидела подле него до рассвета…
— И если бы выждала ещё час, сразу узнала бы много чего интересного. В себя приходишь не сразу, — до боли знакомо шелестнул шёлк. — На какое-то время я действительно почти умер… был близок к смерти настолько, насколько это возможно, оставаясь живым. Нечто вроде комы. Неприятное ощущение, должен сказать.
