Губы, сближаясь, не теряя друг друга, без слов открывали дорогу, снимали запреты. В таинственном, смутном огне, прогибались тела, и тянулись друг к другу.

«Все позади!» —отдаваясь еще не знакомому, вскрытому болью, восторгу, – без звука воскликнула Лена.

3. Сержанта Готовко хочу!

– Сашу Готовко, сержанта, хочу! – капитан достоверно сыграл Мимино, шутки в голосе не было. – Он здесь?

«Господи» – огорченно всплеснула руками,

– Только со службы… – жалея, призналась дежурная, тетя Клава. «Сержанта хотеть после смены, – полагала она, – капитан может только из-за того, что вскрыл недоделки в смене…». А она ведь знала о дружеском расселении комнаты сержанта Готовко. И девушку видела. Лену…

Капитан, не помедлив, был у порога и тарабанил к Готовко в дверь. Ринулся тут же, как дверь отворилась, но раздетый сержант, отступив на полшага, решительно остановил его:

– Алексей Николаевич, там подождите! Я выйду.

Капитан вежливо сдал назад.

– Сделай милость, скажи мне, – удалившись вместе с сержантом в курилку, потребовал он, – ты же был старшим, так? Вызов с вокзала обслуживал, да? А теперь потрудись, расскажи, как было?

– Я все написал, а теперь пошло мое личное время. Спросите завтра!

– Резко, товарищ сержант! – оценил капитан, – Конкретно!

Но это не значило, что он собирался уйти.

– Что-то горит там? – кивнул он в сторону Сашиной комнаты, – Нет? Отчего же тогда не доволен?

Хотелось дерзнуть, но Саша вдруг, откровенно признался:

– Да крылья, можно сказать, у меня, а Вы – приземляете… Зачем?

– А затем!!! Потому что не слесарь-макетчик ты, Саша. Милиционер! Друг мой, ты слышал, о чем я спросил? Рассказывай, а потом соберешь свои крылья. Я за, я не против них!

– При чем слесарь? По рации приняли вызов. Прибыли. Драка. На улице, во дворе…

– Ты ее видел своими глазами?

– Видел. Четверо. Один, когда мы подъехали сидел в окне, задницей. Вызывали «Скорую». Троих Бубнов повез в райотдел, я остался, людей опросил, отобрал объяснения.

– Из зала видели драку?

– Вряд ли … А из буфета, где тот в стекло сел, – там окна из полуподвала, снизу. Оттуда тоже не увидать.

– Та-ак. А свидетелей где взял?

– В котельной: сантехник и оператор. Все видели и написали. Какие проблемы?

– Но ты в зал входил, спрашивал?

– Да…

– И что выяснил?

– Я же сказал, из зала не видно…

– Но заходил. А зачем? В окна взглянуть изнутри? Зачем заходил, Готовко?

– Ну, как, спросил…

– И узнал… Что ты узнал? Ничего! Торопился куда-то, а, Саш? О чем думал, куда торопился?

– Да куда, – смутился Готовко, – куда я спешил? Никуда, и не думал…

– Вот именно, что не думал! А думать обязан! Работа такая, Саша. Ты ее сделал сегодня плохо! Не важно, о чем ты думал, к кому спешил!

«Соберешь тут крылья!.. – подумал Саша, – После такой беседы…».

– Саша, – устало вздохнул капитан, – ты работал, я вижу… Вся картина: кто первым ударил, как бил другой, третий – все есть. Спасибо. Но, – ты сам, твои кочегары, кто-нибудь, могут сказать что-нибудь о причине?

Он знал, что ответить нечем.

– А мы обязаны, Саша, причину выяснить. Обязаны – нам принимать решение. А за решением – люди! Дошло?

– Да уж, – признался Саша, – такое мимо не проскользнет…

– А слесарь-макетчик, при том, – уходя, сказал ка-питан, – что ему с древесиной работать, а нам с тобой – не с древесиной! А вообще: личное счастье делаешь, – чужому не навреди…

– Саш,– прижалась к нему Лена.

– Что?

– Ты пришел, когда я дождалась, и сказал, что пришел ко мне навсегда.

– Это правда.

– А тот уже не придет?

– Уже нет.

– Он все сказал?

– Даже больше, Лена.

– Тебе это было нужно?

– Да. Очень нужно, правда.

– К нам всегда могут так войти? Среди ночи?

– Могут. Но, не сердись: работать нам не с древесиной…

– С древесиной? – постаралась понять его Лена, – Я не сержусь. Я наверно пойму, что такая работа…

– Спасибо, любимая. Я тоже, всегда, всю жизнь, буду стараться понять тебя.

Благодарно, ласково встретились губы.

– А он сказал тебе, Саша, что ты хороший?

– Сказал, что я проявил легкомыслие…

– Ах, – притворно нахмурилась Лена, – и за такого я должна выйти замуж?

– Нет, – аккуратно закрыл он ей пальчиком губы – не должна. Но можешь это сделать!

4. Серьезный документ

Потемкин, закончив писать, пожалел: «А жаль – писать, все-же лучше, чем быть в «Тигрятнике…».